Легкие миры

А вот не кажется. Я прожила около десяти лет в квартире на Полянке (это была лучшая квартира в моей жизни, и я когда-нибудь напишу про нее, а в рассказе «Легкие миры» я уже писала про то, как я воровала стройматериалы для ее ремонта).

Всякое счастье кончается, и из этой квартиры мне пришлось съезжать. Квартира оголилась до обоев, которые, впрочем, я тоже ободрала, чтобы досадить попу-комсомольцу, неправедным путем выгнавшему меня, как зайчика, из моего домишки. Обои содрала и двери вынесла. Так что все-все открылось моим взорам, и в углах, под призраками диванов и кроватей, нашлось некоторое количество исчезнувших носков. Штуки четыре, чтобы быть точной, непарные.

А я давно затаила тяжкую думу против своей стиральной машины и потому одиночные носки, доставаемые из нее, не выбрасывала, а аккуратно хранила в отдельной коробке. Хотя время было советское и купить хорошие носки было проблемой, а у меня дома было трое мужчин, не фунт изюма, но хранила я носки не из бедности и бережливости, а из мстительности. Звали ее «Ока». Полуавтомат. Ненавижу!

Так вот, найдя четыре носка и подобрав к ним пары из коробки, я посчитала остальные, и носков-одиночек оказалось 47. Сорок семь! Вот что съела «Ока» за восемь лет! Так что не кажется, совсем не кажется!

Еще теряются разные дорогие сердцу предметы, они всегда лежали вон тут, и теперь пропали неизвестно куда, и никто не мог их взять, и объяснить это невозможно! Вот эта баночка. Была на этой полочке! Где она? Куда делась?

Но не бывает так, чтобы вы открыли шкаф – а там стоит невесть откуда взявшаяся баночка. Или к паре обуви добавляется третий сапог.

А это значит, что мир несимметричен! Я когда-нибудь напишу историю мироздания и опишу структуру мироустройства, какой она мне открывается. Но не сейчас! А пока я хочу сказать вот что: если вещи исчезают НЕИЗВЕСТНО КУДА, то где-то есть то место «НЕИЗВЕСТНО ГДЕ», и там они все лежат, сваленные грудой или разложенные по полочкам, мы не знаем. Может быть, тот мир совсем как наш, но миниатюрный, весь поместится в ореховой скорлупе, in a nutshell. Или там все вещи сильно вытянуты в длину. Или скручены в рулоны.

У меня в Питере есть квартира. Я редко туда приезжаю. Там все как во сне: вещи стоят на своих местах, и ничего не сдвигается и не меняется. Изредка там ночуют мои друзья и братья, но от деликатности и вежливости они не шуруют мебелью туда-сюда и не разбрасывают свое барахло, а проплывают по стоячему воздуху, поджав ноги и не касаясь паркета. Разве что в морозилку розовой рыбки пакетик забросят, чтобы мне был сюрприз, когда я войду.

Так вот, в этой квартире кто-то завелся. Он маленький. В этом году я, приехав, нашла крошечный – сантиметра три – кинжал, или кортик, не знаю. Такой черный с золотом, морской. Спросила всех, кто мог ко мне заходить: нет, не знают ничего. Сами дивятся.

Потом обнаружился хрустальный шарик с небольшой – тоже сантиметра три – цепочкой. Что за шарик?.. – думала я в ужасе от ощущения сквозняка, дующего из других измерений. Что это за шарик?! Граненый, размером с большую рябинину или недоразвитую вишню.

Тут что-то происходило, пока меня не было. Насельники иных пространств – параллельных нашему или же перпендикулярных – Николай Иванович Лобачевский умер, и некому меня спокойно и дружелюбно просветить, – насельники этих пространств что-то делали на моей жилплощади. Выбрали ее для своих – чего? Ристалищ? Жертвоприношений? Романтических свиданий?..

Последнее больше всего импонирует моему воображению. Он и Она, маленькие – сантиметров 25, наверно, – назначили друг другу тут свидание, встречу. Он был с мечом, она с сияющим шариком; не спрашивайте меня, какую роль он играет в той невидимой, потаенной стране, но ясно, это женский шарик, вы бы его видели. Они встретились, обрадовались, говорили, любили друг друга, это очевидно. Он отстегнул свой меч, она отбросила шарик. А потом кто-то спугнул их, и они бежали, обронив свои вещички, они перелезали через изгородь, через колючий заборчик, и он подавал ей руку, и она подбирала юбки, и их сердца колотились, а щеки горели. Они успели, ничего тут от них больше не осталось.

Я взяла их вещи, положила на голубое кружевное блюдечко; есть у меня такое, тоже из стародавнего, утонувшего сто лет назад мира. Я поставила блюдечко в спальню на комод к зеркалу; вещи удвоились в зеркале. Пусть приходят, пусть придут зазеркальные любовники, я все сохранила, можно в любой момент прийти и взять.

Я знаю, что однажды зайду в комнату, посмотрю, а блюдечко будет пустое. Разве что будет на нем извилистая царапина, сделанная неизвестным предметом.

Pakastin

У меня холодильник терпеть не может огурцы.

Когда положишь в него другую какую-нибудь еду: мясо там, картошечку вареную вчерашнюю, творог, лук, масло – да боже ты мой, что угодно, – он ведет себя спокойно и равнодушно: положила и дверь закрой, иди себе.