Легкие миры (сборник)

А хозяева поганого «Перекрестка» от людей слыхали, что товары надо раскладывать по особой схеме, чтобы дурить покупателей: пока идешь и ищешь, скажем, вино – пройдешь через стиральные порошки, через колбасную нарезку, через лампочки и фасоль. И не захочешь, а купишь. Поэтому надо все перемешать, чтобы человек не мог сориентироваться. И надписей не повесить: чай, не в Америке живем.

Нарезав два круга по ущельям, стараясь не сбить на пол коробки с яйцами (конечно же, несвежие, проверено: всплывают в воде) и не столкнуться с сумасшедшими старухами (всегда в любой момент времени в любом магазине есть сумасшедшая, хорошо одетая старуха; сегодняшняя брела и разговаривала сама с собой, вопрошая: «Отчего это масло такое дешевое?..»), я впала в ярость: стена с уксусом и горчицей была надежно упрятана невесть где.

Навстречу шла работница магазина. «Где у вас уксус и горчица?» – спросила я. – «Не знаю я ничего!» – «А кто знает?» – «Кому надо, тот и знает», – удивительно ответила работница.

Кипя, я пошла к кабинету менеджера – двери с сейфовым замком. Рядом с ним, в полутьме, кто-то рылся в накладных. «Вы менеджер?» – «Жок». – «Где у вас уксус и горчица?» – «Мен билбептирмин унутуптурмун», или что-то в этом роде отвечал мне роющийся и ткнул в висящий на стене телефон. Рядом была надпись, из которой следовало, что менеджеру надо звонить.

Я позвонила. «По какому вопросу?» – буркнул угрюмый голос. – «Подойдите ко мне, и я задам вам этот вопрос», – отвечала я. Там помолчали. «Где вы находитесь?» – спросил дурак на том конце провода. «Дверь откройте – увидите». Дурак открыл дверь и увидел меня: я, естественно, стояла в метре от него, так как телефон висел именно там. Он вышел с неохотой. «Что вам?» – опять спросил детина, не глядя на меня. «Где у вас уксус и горчица?» – в третий раз спросила я.

«В зале», – ответил менеджер. Повернулся и ушел в свою дверь, под сейфовый замок.

Какая-то женщина посочувствовала мне и взялась отвести туда, где. Там и правда все было, хоть и плохое: оттого, что немец на горчице напишет «русская», она русской не станет. Точно так же, если русский на горчице напишет «дижонская», она не станет дижонской.

Тут я увидела знакомое лицо: приятную и спокойную даму, работницу поганого «Перекрестка», терпеливо помогавшую мне в прошлый раз, позапрошлый раз и позапозапрошлый раз, когда я искала фруктозу, а меня гоняли то в отдел велосипедных шин, то в отдел бельевых прищепок.

«Послушайте, – сказала я приятной даме, – поскольку вы человек адекватный и вменяемый, я вам просто сообщаю, для общего сведения. У вас там есть менеджер, так вот, он – кретин и непрофессиональный мудак. Просто для общего сведения».

Адекватная дама приблизила ко мне свое лицо и шепнула заговорщически: «А я вас узнала. Вы Татьяна Тарасова!» – «Нет!» – отреклась я. – «Да будет вам! Вы Тарасова!» – игриво настаивала вменяемая.

Я взяла свой уксус и пошла. Это еще будни. А в праздник, под Новый год, тут бродили среди толпы и играли на гармони Дед Мороз и Панда. Дом-то китайский.

Музыка сфер

Вообще-то одного Лермонтова я знала. Ну как знала? – видела один раз. Он был бригадиром артели криворуких ремонтников, пытавшихся на скорую руку сымитировать ремонт моей полуподвальной квартиры, еще когда я жила в Замоскворечье, в двухэтажном доме. Это был год 1987-й от Р. Х.

Я про эту артель писала в повести «Легкие миры». Мы с ними вместе воровали плитку, марлю и шпатлевку на складе военной прокуратуры. Галина Константиновна там была, малярша, Виктор Иваныч, паркетчик, считавший, что мой домик построен «еще при Иисусе Христе, до революции», Павел-плотник, пивший исключительно коньяк с сырком «Дружба» в качестве закуси, и вот Лермонтов.

Сначала я думала, – они так шутят. «Лермонтов заплатил? – А хуй он тебе заплатит!» Обычно ведь в таком контексте поминают Пушкина. («А платить кто будет? Пушкин?» – об этом даже научные статьи написаны.) Но оказалось, что самый настоящий Лермонтов; литературные шутки такой малой степени изощренности в мире строительных рабочих не водятся, зато они, будучи народом, без устали наполняют смыслами все три основных великих матерных слова и их производные.

Беспрерывно слышится хтонический гул и могучая семантическая пульсация.

Мне тогда открылись многие тонкости народной картины мира. Народ – он ведь постоянно занят физическим трудом, даже не приносящим результатов. (Осмысленность его действий с точки зрения образованного городского жителя, конечно, сомнительна; так, например, ограбление склада прокуратуры было акцией ненужной: ничто из награбленного не пригодилось ни мне, ни артельщикам, они просто натаскали мешков и рулонов и бросили, не пустив матерьялы в дело. Была возможность взять – вот и взяли.) Зато рабочие процессы четко разделялись на мужские и женские: так, приподнять и укрепить огромную тяжеленную балку, поддерживающую пол, – лагу – называлось «прихуяривать», а выполнить работу мелкую, тонкую, дробную – например, зашпатлевать трещины в подоконнике – называлось «запиздякивать». Инь – ян, другими словами, кто понимает.