Легкие шаги безумия

— Нет. Там было все проще и грубей. Волков нашел девочку на дискотеке, выбрал своим наметанным глазом из толпы. Знаешь, такая киска-старшеклассница, худенькая, рыженькая, веснушки на вздернутом носике. Пела песенки про школьную любовь, в круглых очечках, с косичками. Волков раскрутил ее очень быстро, отснял несколько клипов, стал делать на ней хорошие деньги. И вдруг, можно сказать в зените славы она заявляет, что петь больше не собирается. У нее любовь с каким-то шахом из Арабских Эмиратов, он запрещает ей появляться на сцене. Она хочет выйти за него замуж и стать шахиней.

Намеченные гастрольные поездки надо отменять. Плакали бы волковские денежки, но тут у шаха в люксе в «Метрополе» обнаруживают убитую валютную проститутку. Все улики говорят против сластолюбивого араба. Никакие деньги, никакие дипломатические вмешательства не помогают. Шах садится на скамью подсудимых, оттуда попадает в спецлагерь для иностранцев.

А Оля Ивушкина до сих пор поет. Только полностью сменила имидж. Теперь она — роковая блондинка с силиконовой грудью.

Белая «Волга» въехала на извилистую эстакаду перед зданием Шереметьева-2.

— Лен, а что у вас там с коляской случилось? — неожиданно вспомнил Гоша.

— Потом расскажу. Смотри, вон там дырка, можно припарковаться.

Глава 20

Поздним вечером, лежа в теплой ванне с лавандой, Регина стала напевать себе под нос мелодию какой-то песенки, потом вспомнила слова:

Когда душа раздета и разута,
Так сладко засыпать к стене лицом,
Птенцом в горсти казенного уюта…

У Регины была отличная память на тексты, особенно на стихотворные. Ей приходилось слушать множество песен, сидя с Веней на прослушиваниях, присутствуя иногда на клипов озвучках. Часто какой-нибудь случайный кусочек накрепко застревал в памяти, прилипал к языку и напевался сам собой. «Что это? Откуда? Это не попса. Мелодия совсем другая и текст…»

Закутавшись в мягкий махровый халат, Регина забралась с ногами в большое кожаное кресло и закурила.

Вот вспыхивает спичечный огонь в прозрачном шалаше твоих ладоней…

И тут она вспомнила: высокий молодой человек на сцене дурацкого пионерского зала, в котором Веня прослушивает всякую уличную шелупонь.

Молодой человек не стоит, а сидит на краю сцены. У него неприлично грязные ботинки сорок четвертого размера. На коленях — гитара. Большие руки, сильные гибкие пальцы. Очень приятный голос.

— Синицын! — Регина даже шлепнула себя по голой коленке. — Конечно, это кусок из песни Синицына, того самого, с которого все началось.

— Почему ты так уверенно отшил его? — спросила она Веню, когда высокий молодой человек ушел. — По-моему, в нем что-то есть.

— А по-моему, ничего, — ответил Веня раздраженно, — все это было хорошо для московских кухонь начала восьмидесятых.

— Как знаешь, — пожала плечами Регина. Вечером того же дня, под гипнозом, Веня рассказал о ночном пикнике на берегу Тобола с новыми подробностями.

— Веня, этого парня надо держать под контролем, — сказала Регина потом за ужином, — зря ты отшил его. Он может быть опасен. Лучше было бы сделать раскрутку, отснять пару клипов. Ты ведь знаешь, это все равно что посадить на иглу. Он бы стал ручным и тихим, он бы забыл все, что было четырнадцать лет назад, — если он вообще что-нибудь помнит о крови на свитере.

— Он помнит. Мне тяжело его видеть. Мне страшно. — Хорошо, — вздохнула Регина, — я возьму это на себя.

Ей быстро удалось узнать, что жена Дмитрия Синицына Катя наркоманка. Она позвонила им домой.

— Здравствуйте, Митя. Это Регина Валентиновна Градская. Вы помните меня?

— Да, конечно. Здравствуйте, — было слышно, что он растерялся и обрадовался. Он, конечно, помнил ее — после его прослушивания прошло всего лишь три дня.

— Я вам должна сказать, ваши песни произвели на меня очень сильное впечатление. Нам надо встретиться и поговорить. Что выделаете сегодня вечером?

— Я… Я свободен.

— Ну и отлично. Могу подъехать к вам через час, если не возражаете.

— Спасибо… — смущенно замямлил он. — Но я живу на окраине, в Выхине.

— Ерунда, — улыбнулась в трубку Регина, — я на машине. Диктуйте адрес.

— У нас с Вениамином Борисовичем иногда не совпадают вкусы, — говорила она, сидя на старом диване в убогой двухкомнатной квартирке в Выхине. — Он человек деловой и жесткий. Он не увидел перспективы в ваших песнях, а я все эти дни не могу их забыть. Я так давно и счастливо живу, что вот уже себя не замечаю и, если неожиданно встречаю, не узнаю и в гости не зову.

Она пропела это тихо и точно, с задумчивой улыбкой. Синицын покраснел от удовольствия.

— Неужели вы сразу запомнили наизусть? — спросила худенькая стриженая Катя, переводя восхищенные глаза с гостьи на мужа.

— Как видите, да. У меня хорошая память на талантливые стихи. Их сейчас так мало, а уж в нашем попсовом бизнесе и вовсе нет. Вы мне дадите кассету?

— Да, конечно, с удовольствием, — сказал Митя. А Катя тут же вскочила и побежала в другую комнату. Она вернулась через минуту, у нее в руках была целая коробка кассет.