Легкие шаги в Океане

– Нужно устроить баню, – прогремел доктор. – Русская баня лучше всяких лекарств хворь выгоняет.

– Мы эту… хворь непонятную чем только не лечим, – вздохнул Седов. – А толку?

– Теперь будет, – обнадежил его Бологуев. – После баньки «дух тундры» смилостивится над нами, грешными. Я чую.

Крошечная баня была пристроена вплотную к задней стене дома. В тесном помещении с каменным очагом и деревянной скамейкой с трудом могли поместиться два человека. В углу стояла бочка для воды, висели деревянный ковш и шайка. Потолок потемнел от копоти.

Палеонтолог Костя отправился растапливать баню, греть воду. Ряшкин вызвался ему помогать.

– Займусь-ка я обедом, – решил Гурин.

Он разбирался не только в истории и археологии, но еще оказался большим гурманом.

– Надоели консервы и брикеты, – ворчал историк, ощипывая застреленную накануне птицу. – А от соленой рыбы печень ноет. Супчику хочется из свежатинки.

Степан Игнатьевич окончательно проснулся, когда из огромного казана уже раздавалось аппетитное бульканье и на весь дом благоухала утка с пряностями.

– Обедать пора, Степа, – добродушно ворчал Седов. – А ты все спишь да спишь.

– Нездоровится мне.

– Так… всем нездоровится. Мы вот решили в баньке попариться. Ты будешь?

Жилев не успел ответить. Прибежала жена оленевода-долгана, старая женщина с темным заплаканным лицом.

– Моя старик помирай, – бормотала она, сжимая обеими руками амулет из моржового клыка. – Беда. Доктор надо.

– А что случилось? – спросил Бологуев.

– «Дух тундры» сильно сердитый! Ветер наслал, гнездо хельтяя разорил… Беда! Теперь мой старик помирай.

Доктор растерянно оглянулся на остальных. Может, кто-то понял больше, чем он?

– Хельтяем долганы называют птичку, которая по местным поверьям символизирует счастье, – объяснил Линько. – Разорить ее гнездо считается ужасным грехом и плохим предзнаменованием. Это все суеверия! Хельтяй – по-научному, птица семейства воробьиных, называется лапландский подорожник. Только и всего.

– По-научному! – передразнил его Седов. И, обращаясь уже к доктору, добавил: – Пошли, что ли. Я с тобой.

Доктор, Седов и жена оленевода ушли.

В доме воцарилось тревожное молчание. У оставшихся пропал аппетит. Утиный суп остывал в глиняных тарелках. Жилев проглотил кусочек разваренного мяса и отложил ложку. Еда не лезла в горло. Никто не высказывал свои предположения о возможной связи внезапной болезни старика-долгана с тем, что именно он рассказал о заброшенном зимовье.

Так, в угрюмом молчании, дождались возвращения доктора и Седова. Выражение их лиц не предвещало ничего хорошего.

– Что? – спросил Жилев.

– Старик умер, – ответил доктор. – Похоже на сердечную недостаточность.

– Это просто совпадение! – выпалил Ряшкин.

Все повернулись к нему. Он невольно проговорился о том, что боялись произнести вслух остальные: смерть долгана, заброшенное зимовье и странная находка – звенья одной цепи.

– «Дух тундры» гневается, – заключил Гурин. – Он не оставит нас в покое, пока мы не вернем ему похищенное. Оленевод – первая жертва, предупреждение нам. Если не одумаемся…

Глава 23 Виссагор и страж Черной Головы

Неподвижные существа забавляли гостя. Они оказались твердыми и холодными, их не удавалось сдвинуть с места. Прикасаясь к ним, Виссагор испытывал незнакомые ощущения.

– Вы меня чувствуете? – обращался он к хозяевам помещения с колоннами.

Те молча взирали на него.

Виссагор понял, ему не ответят.

– Эй! – воззвал он. – Есть тут кто-нибудь?

Хранитель Свитков обошел вокруг каждой колонны, пытаясь разобраться в их устройстве. Напрасный труд. Колонны уходили в высоту и терялись в курящейся дымке, внизу же они опирались на круглые основания, намертво прикрепленные к полу.

«Неудобно!» – подумал Виссагор. В его мире не существовало ничего столь жестко закрепленного.

За первым рядом колонн он обнаружил второй, точно такой же. За вторым рядом колонн шел третий…

Виссагор заблудился. Здесь не было коридоров, стен и поворотов – только колонны, колонны, колонны – твердые, несокрушимые. Они примелькались, приручили к себе Виссагора. Между ними гулял ветер. Они были повсюду…