Легкие шаги в Океане

«Бессмыслица… – думал Павел. – Подлая, лживая бессмыслица! И ради этого совершают невозможное? Идут на подлог, обман, проливают кровь? Взять хоть меня. Я богат. «Великая» гонка завершилась, конец близок. А где же начало? Новое, прекрасное начало, которое оправдало бы все жертвы? Я осуществил свою мечту. Но она как будто отдалила меня от чего-то действительно важного. Чем мне теперь заняться? Политикой? Благотворительностью? А дальше? Дальше? Что говорил Харлампий? Правды нет, думать не надо… Странный, безумный человек. Впрочем, кажется, я еще более безумен, чем он…»

Его самобичевание прервал телефонный звонок. Это была Таня. Ужасно некстати.

– Да?

– Павел, ты… совсем не хочешь меня видеть? – она плакала. – Почему ты не приезжаешь к нам? Мальчики соскучились, и я тоже.

– У меня дела. Неприятности. Мне нельзя бывать у вас. Из-за меня вы можете пострадать. Я уже объяснял.

– Ты меня ни капельки не любишь?

Широков почувствовал, как накатывает раздражение. О какой любви идет речь?

– Таня, – стараясь успокоиться, говорил он. – Давай не будем портить друг другу настроение.

– Ты не приедешь ужинать?

Она его не слышала. Не хотела слышать.

– Нет, – сказал Широков. – Не приеду.

– А завтра?

Она все еще надеялась.

– Боюсь, не получится. Извини, я занят.

Он отключил телефон и глубоко вздохнул. Какого черта? Не успеешь уделить женщине немного внимания, как она начинает предъявлять на тебя права. Она несправедливо обижена, расстроена. Она плачет и упрекает. И вот ты уже должен оправдываться, придумывать предлог для отказа, чувствовать себя жестоким, равнодушным монстром. Лучше уж иметь дело с девочками по вызову. Тут хоть сразу ясны условия: встретились, провели время, расстались, – и никаких взаимных обязательств.

Широков сидел в своем рабочем кабинете. Секретаря он отпустил, охранники томились в приемной, лениво переругиваясь. День клонился к вечеру. Павел Иванович не стал зажигать свет, в темноте думать удобнее. Он остро ощущал свое одиночество. Мир словно плыл вперед, как корабль, не замечающий человека за бортом. Таня и мальчики… они тоже чужие. Есть ли хоть кто-нибудь свойна этой земле, где каждый за себя?

Мальчишкой Паша мечтал о семье. Не такой, как была у него. Настоящей. Он думал, Таня и дети восполнят то, чего ему не хватало, подарят тепло и близость. Ан нет, не вышло! Он сам виноват…

«Я предал людей, которые приняли меня в свой круг, делились радостями и печалями, – каялся Широков. – Я отгородился от них стеной непонимания. Я хочу чего-то необыкновенного, стремлюсь в заоблачные дали и не умею ценить обыкновенные житейские вещи – желание быть рядом, заботу, преданность».

Мысль о Лене мелькнула и пропала. Она была не такой, как все, – запутавшаяся и неприкаянная. Они оба похожи на занесенные неведомо откуда семена, которые никак не прорастают на чужой почве. Но для чего тогда они здесь?

«Всему есть причина, мой мальчик, – говорил ему когда-то Зубров. – У всякого муравья, у всякой букашки есть задача. Мы можем лишь догадываться о великом ходе развития. А уж человек… и вовсе ларчик с секретом».

Казалось, с самого рождения в жизнь Широкова пришло ожидание, поселилось в душе и лишило покоя. Чего он ждал? Павел Иванович очень удивился бы такому вопросу. Как чего? Хотелось заработать денег, приобрести власть и авторитет. А на самом деле… он всегда понимал: не для того он, Широков, существует. Есть у него тайное предназначение.Это убеждение прочно укоренилось в его сознании.

– Вот и Харлампий сказал, что я ключ, – прошептал он. – Ключом что делают? Замки открывают. Знать бы, где тот замочек…

В дверь постучали.

– Кто там еще?

– К вам пришли, – просунулась в кабинет голова охранника. – Господин Калитин. Впустить?

Широков кивнул. Этот зря беспокоить не станет. Значит, у него что-то важное.

– Извините за поздний визит, – улыбнулся Калитин. – У меня к вам просьба.

Он уселся без приглашения, заложил ногу на ногу, чувствуя себя, как дома.

– Валяйте, излагайте, – кивнул Павел. – Деньги нужны?

– Деньги тоже не помешают. Хотя в данный момент… я пришел по другому поводу. Я изучил материалы, оставленные Багировым. У меня появились вопросы.

– Задавайте.

– Помните нож, оставленный злоумышленником в вашей квартире? Он у вас?

– В сейфе. Показать?

– Если вас не затруднит…

Широков нажал на кнопку, и панель из красного дерева отодвинулась, открыв дверцу маленького сейфа.

– Швейцарский, – сказал Павел Иванович. – Стоит уйму зеленых. Я его намертво в стенку вмуровал.

– Разумно…

Посетитель усмехнулся. Никакие меры предосторожности не казались ему абсолютно надежными. То, что придумал один человек, может разгадать другой.

Широков достал из сейфа коробку, раскрыл ее, торжественно произнес:

– Тот самый нож! Вернее, кинжал.

– Мило… Очень мило…

Марат рассматривал кинжал, – тонкое прочное лезвие, рукоятка из поделочного камня, в виде рыбы. Кинжал был прекрасен.

– Потрясающая штука, – заметил бизнесмен. – Вы не находите?

– Нахожу. Музейный экспонат, а не нож.