Глава 46
Москва. Наше время
Госпожа Слуцкая сидела за своим рабочим столом и смотрела в окно.
– Ты после больничного какая-то другая стала, – заметила Гущина. – То ли задумчивая, то ли… похудевшая. Не пойму я тебя, Лена! Работу свою ты терпеть не можешь, так почему ничего не ищешь? Сидишь, смотришь в окно, грустишь, как царевна-несмеяна…
– Скажи еще, под лежачий камень вода не течет.
– Умная ты больно, как я погляжу! – отчего-то рассердилась Гущина. – А от ума – одно горе! Это еще Грибоедов написал.
На самом деле Марина Денисовна злилась не столько на Лену, сколько на себя. Ей ведь тоже было в тягость таскаться с другого конца Москвы в надоевший проектный институт, сидеть, согнувшись, над бумагами, отражать атаки начальства в лице Кощея.
– Кощей прямо осатанел, – словно прочитала ее мысли Слуцкая. – Следит за каждым шагом, придирается. Сегодня опять мне выговаривал. Спасу от него нет.
– Ты бы… того… одевалась поскромнее, – посоветовала Гущина. – У меня самой дар речи пропал, когда я тебя вчера в коридоре увидела.
– Вы что, с ума посходили? Куда еще скромнее? Я и так одеваюсь, как монашка, – блузки под горло и юбки ниже колен. А у нас, между прочим, не монастырь!
– Ну уж! – фыркнула Гущина. – Я вчера на семинаре задержалась, в институт заехала после шести, бумаги в сейф положить. Иду по коридору, гляжу, – навстречу мне шагает барышня. Я сослепу-то подумала, она вовсе без юбки. Когда ближе подошла, рассмотрела на ней что-то вроде майки из каких-то полосок, а вместо юбки – шортики коротенькие, едва грех прикрывают. Это ж надо так вырядиться!
– При чем тут я? Мало ли какие девицы после работы по коридорам шастают?
– Так это же ты была! – выпалила Гущина. – Прошла мимо, шею вытянула, как гусыня, даже не поздоровалась. Ох, Ленка, если бы я с утра на семинар не уехала, я бы тебя сама выгнала домой переодеваться.
– Меня в половине шестого уже не было… – попробовала оправдаться Слуцкая, но замолкла под негодующим взглядом начальницы.
– Это ты Кощею будешь сказки рассказывать! А меня дурачить нечего. Вырядилась, как… – Гущина запнулась, затрудняясь подобрать подходящее слово. – Имей же совесть признаться. Я ведь тебе не враг.
Лена насупилась, отвернулась от Гущиной к окну. Через пыльное стекло было видно, как на хоздворе полосатая кошка сидит в засаде, надеясь поймать голубя. Глупая, ничего-то у нее не выйдет! Голубь устроился на краю мусорного ящика и не собирался спускаться вниз.
Вдруг из проходной арки вынырнул человек, показавшийся Лене знакомым. Она привстала, стараясь его разглядеть.
Неужели Казаков? Что он здесь делает? У нее вдруг закружилась голова, в ушах зашумело, раздался скрежет резины по асфальту… Лена почувствовала, как ее тело с размаху падает под колеса автомобиля, а сзади, в толпе, мелькает перекошенное лицо Вадима…
Потом на нее брызнули холодной водой, и она увидела над собой склоненную Клеопатру… Золотая корона на волосах, хищные, густо подведенные глаза прищурены… «Приручаешь смерть? – усмехнулась царица. – Быстро ты усвоила мои уроки…» Фигура «нильской сирены» изогнулась и померкла… Вместо нее на Лену смотрела, хлопая ресницами, испуганная Гущина.