Я ведь у него спрашивал, как появились на свет гули, но кроме того, что они порождения Морока, он мне ничего не сказал. И не потому, что не хотел, а потому что не знал.
— Ну и еще кое-кто высказал свое недовольство происходящим, — продолжал тем временем вещать Шлюндт. — Велесу не нравилось, что есть кто-то, чья свита сильнее, чем у него; Морана заимела на Морока зуб за негласное покровительство Кащею, который ей недавно коварно изменил; Сирин, Алконост и Гамаюн были искренне возмущены тем, что действия хитроумного бога всю пряжу им спутали, и так далее. Короче, кончилось всем тем, что Морок был наказан, его отправили на тридцать лет и три года в Явь жить жизнью смертного.
— Божественной сути лишили? — уточнил я.
— Ну, что-то вроде того. Там все сложнее обстояло, но смысл этот. А вот его присным пришлось куда хуже, у них забрали память, разум и силу, оставив только вечный голод, который раздирает их изнутри, и страх.
— Страх перед чем?
— Перед солнцем, перед теми, кто сильнее их… Да перед всем. Потому и ползают они по подземным туннелям в поисках мертвечины, не суясь наверх без сильно особой нужды. Ну и перед своей королевой, конечно. Джума ведь последняя из тех, первых, все остальные давно сгинули. А она вот жива, если, конечно, ее существование можно назвать жизнью. Когда старые боги ушли, к ней и еще нескольким ей подобным вернулись крохи бывшей памяти и силы, достаточные для того, чтобы осознать себя и свое место в мире. Кстати, Джуму не всегда звали так, некогда она носила другое имя, которое со страхом и ненавистью шепотом произносили поляне и кривичи, древляне и чудь. Она была великой воительницей, Максим, ярой, отважной и безжалостной. Злодеи, знаешь ли, тоже бывают великими. Потому она, быстренько перебив всех конкурентов, и заняла трон под Москвой, на котором восседает по сей день. Мне продолжать или ты уже понял, зачем ей нужна слеза Рода?
— Похоже, понял, — медленно произнес я, отметив про себя, что мне в свое время о происхождении королевы гулей другое рассказывали. Впрочем, она и по той версии была не просто трупоедом бездумным, а наследницей древнего рода, который, вполне возможно, идет от той самой воительницы, о которой говорит Шлюндт. Хотя, конечно, его версия выглядит если даже и не более реалистичной, то более красивой как минимум. Разумеется, с поправкой на то, насколько слово «красота» вообще может быть применено к гулям. — Она хочет вернуть своим поданным все то, что у них некогда забрали.
— Именно, — кивнул Карл Августович. — Вернее, надеется на то, что подобное возможно. И я не исключаю тот факт, что она права, и что тупые твари, в какой-то момент принявшие иноземное имя «гуль», снова станут называться «заморочниками», как тогда, в давно ушедшие времена. Потому наш договор, кстати, можно рассматривать еще и как социально значимый проект, причем непосредственно для тебя, как для гражданина своей страны и коренного жителя Москвы. Представляешь, что начнется, если эта вечно голодная орава, таящаяся под землей, вдруг обретет мозги и уверенность в завтрашнем дне?
— Да уж, — проникся я. — Беда случится.
— Нет, конечно же, большей частью их перебьют, причем довольно быстро, — заверил меня собеседник. — Причем участие в большой охоте примут не только сотрудники отдела, но и многие другие, те же вурдалаки и оборотни. Никому не нужны большие социальные потрясения. Но сколько перед тем и во время того прольется безвинной человеческой крови? Поручусь, что немало. И потом — недобрым людям переводу на свете нет, в том числе и тем, кто находит свою смерть под землей, в старых тоннелях, потому воинство Джумы пополняться не перестанет. Сейчас это бестолковая биомасса, но… Впрочем, я повторяюсь.
— Жесть, — помассировал виски я. — Но мы пока только одного претендента обсудили. Другие кто?
— Наверняка не скажу, но могу предположить, — охотно отозвался Шлюндт. — Думаю, в игру включились и люди. Ну, если так можно сказать о колдунах и ведьмах. Ты упомянул полуночников, верно? Вообще они мало кому служат, но с колдунами у этой братии всегда были неплохие отношения. Одним нужна пища и тишина вокруг их логова, другим — услуги убийц, которые не оставляют следов и не метут понапрасну языком.
— Симбиоз, однако, — скривил рот в улыбке я. — Блин. Не люблю колдунов. Даже больше, чем ведьм.
— Понимаю, — покивал старичок. — Сам их, знаешь ли, не жалую. Ну а если вести речь о персоналиях… Могу предположить, что тут приложил руку Матвей Верховин. Он из московских чернокнижников самый матерый и до власти жадный. Ну а знания, как ты понимаешь, и есть власть. Особенно если они эксклюзивные.
Слышал я про этого Матвея. И даже видел его пару раз. Очень точную характеристику дал ему Шлюндт, вернее и не скажешь.