Тут же я собрался ехать в Прагу как стоял, но германки, естественно, меня не отпускали. Отрядили за мною пригляд в виде толстой и одинокой германки и проводили до ее хижины. «Тетка Лепида» – так я окрестил эту сорокалетнюю женщину, разбухшую от хорошей жизни. Она принялась накрывать на стол, я сидел с рюкзачком за плечами, разглядывая перед собой пространство и время, и тогда тетка Лепида помогла мне освободиться от верхней одежды. «Кофе или чай?» Я с отвращением поморщился, достал из рюкзачка бутылку красного вина и предложил тетке Лепиде выпить за упокой души моего домика. Она покряхтела ради приличия, потому что в ее буржуазной сущности не принято было распивать спиртные напитки с юношами в первом часу ночи, но выпила весь бокал до последней капли, поскольку за упокой чего-нибудь материального требуется пить до дна. И тут же моментально раздобревшая тетка Лепида пошарила в холодильнике и вытащила оттуда еще одну бутылку вина, но только другой марки. Ночь обещала быть приятной. Тетка Лепида стала подкладывать мне на тарелку еды и задавать дурацкие вопросы – как я собираюсь жить дальше… «Прокормимся ремеслишком», – отвечал я тетке Лепиде, как некогда отвечал рыжий Агенобарб, имея в виду свои дрянные актерские способности. Но подлинным мастером перевоплощения, конечно же, был я, Нерон. Поэтому после второго бокала я стал осторожно поигрывать со своим воображением, представляя солидную тетку Лепиду в качестве знаменитого обжоры, который за один присест съедает целого кабана и выпивает больше кадки вина. Мне даже хотелось бы кинуть на растерзание тетке Лепиде живых людей, чтобы она сожрала их сырыми.
Неожиданно тетка Лепида, глядя на меня, зарыдала, ей тоже показалось, что несчастнее меня нет на земле человека. Тогда я вспомнил, что видел уже эти слезы умиления, когда Лепида лежала в постели, страдая от запора. Тетка ласково погладила рыжий пушок на моей щеке и сказала: «Увидеть бы мне эту бороду остриженной, а там и помереть можно». Я тут же ответил, что остригу бороду хоть сейчас, и велел своим «врачам» дать тетке Лепиде слабительного сверх всякой меры. Она еще не скончалась, как я заграбастал ее наследство, скрыв теткино завещание, чтобы ничего не упустить из своих рук. Теперь было бы можно повторить это развлечение или придумать что-нибудь другое…
И тогда я рухнул к тетке Лепиде на грудь и между ее «арбузов» пристроил свою голову. Тетка Лепида слегка потеряла равновесие и откинулась на диванные подушки, но продолжала лить слезы, размазывая их по моему лицу. Она ухватила мою голову обеими руками, прижала к себе, и я проваливался между «арбузов» все глубже и глубже. Царь Эдип хохотал из могилы, предчувствуя эту сцену, я раздвинул тяжелые ляжки тетки Лепиды и вошел в нее полностью, как нож в масло. Не знаю, чего она ожидала, но только не этого. Урок, что негоже так сопереживать юношам. Я выглянул краешком глаза из-под «арбузов» – тетка Лепида замерла, рассматривая потолок, будто было там нарисовано нечто удивительное. «Чудо! Чудо!» – хотела воскликнуть, видимо, тетка Лепида, хотя никакого чуда и не случилось. Я просто и быстро сдвинул на ней трусы влево – опыт, приобретенный с Ацерронией. Для перевоплощения я принялся шмыгать носом на груди у тетки Лепиды и содрогаться от хохота, что, впрочем, сошло за рыдание совсем расстроенного молодого человека. И тетка Лепида, припомнив, какое у меня горе, возобновила поглаживание моей головы, утешая юношу звуками «шшшш, шшшш…». Вскоре звуки поменялись на «ххххх, ххххх…». А потом и вовсе на «ооохы-ы, ооохы-ы…». В полном соответствии со всеми женскими орфоэпическими правилами… И тут мы снова подошли к проблеме античной литературы на современном этапе… Не я с теткой Лепидой, а мы с вами…
Пренебрегая такими специфическими терминами, как синонимичность и аллитерация, тем не менее нам придется найти для тетки Лепиды место, чтобы оправдать действие. Иначе я рискую застрять, как глагол у нее в глотке. (Не беспокойтесь, я не забываю про действие и в дальнейшем подробным образом опишу, как оказался глагол там.) И кажется мне, что между потоком сознания и конструкцией тетки Лепиды существует прямая связь. Как широкая река, этот поток заполняет собою книгу от корки до корки, и не всякая птица долетит до середины могучего потока. Богом дан нам язык, и вот мы его чешем об тетку Лепиду… Кстати, ей это нравится…