Легко

Это меня несколько раздражает. Хорошо, сейчас это не важно, сейчас, наверное, уже известно, что я, по крайней мере, нормальный человек, не бездушная фигура. Что я действительно хочу ей помочь, по мере возможного, насколько допускают обстоятельства. Разве я не спас ее от Шулича?

Я: Ага. А когда я тот народ в Камна-Реке успокаивал, я как раз ни во что не вмешивался.

Агата оперлась на машину; кажется, сейчас она пришла в себя, смелая и острая на язык, — тепло костра, видимо, улучшило ее настроение, ну, и то, что было до этого, то есть как она показывала нам, как развести огонь, по-видимому, создало у нее ложное впечатление. Ложное впечатление, что она — часть компании. Но это не так. Она — проблема, а не часть решения.

Агата: Ты что, спрашиваешь меня, можешь ли ты у меня что-то спросить? А разве господин министр не твой друг?

Я уставился на нее.

Агата: Тот самый, кто обещал народу из деревни, что я никогда не вернусь сюда с ребенком? А я вот на тебе, вернулась!

В этот момент она доверчиво склоняется вперед, как будто ей нужно подтверждение своим словам.

Оставим это.

Я: То был господин министр. А я — это я. Даже если он мой друг, он — это он, а я — это я. Там нас много работает, в министерстве внутренних дел, и мы все разные.

Агата: Думаешь, меня волнует, как называется ваше министерство? Как-нибудь умно, это наверняка.

Я: Оставь это, не важно, я хотел спросить…

Нужно показать, что я не какой-нибудь там размазня, нужно эдакое-такое слово, которое придало бы мне вес.

Я: Да черт возьми, мне просто нужно знать!

Это возымело эффект. Нужно освежить и закрепить первое впечатление. Проверить, на основании чего она отделила меня от остальных. Мысленно. Насколько она понимает свое положение. Насколько понимает, кто и что здесь — ее спасительная былинка.

Я: А ты знаешь, за что вас все эти деревенские жители так сильно ненавидят? Настолько сильно, что пришли вас выгнать, стереть с лица земли, полностью, без следа?

Агата вздрогнула. Нет, этот вопрос ей не понравился. Я опять нажимаю на больное место. Сейчас она перестала быть главной; я снова ее принизил. Разве я раньше не старался быть на ее стороне? Зачем я снова выливаю на нее этот негатив? Потому что сама она о себе очень даже высокого мнения. Может, я такой же, как все?

Агата: Что это ты у меня сейчас спросил?

Нет, я не такой, как все, стопроцентно никто ни на кого не похож.

Агата: Они нас потому ненавидят, потому что они — задницы! Нас вообще никто никогда не любил. Даже если ты им помогаешь, за твоей спиной они все равно гадости о тебе говорят!

Это даже забавно. «Никогда нас не любили». Хорошо, со мной тоже бывает, что я инстинктивно кого-то не люблю, но ведь ты не такая; с тобой у меня было не так. Правда, в первый раз я ее увидел вне контекста, который мне тоже не вполне знаком. Те, кто этот контекст хорошо знают, похоже, не очень-то от него в восторге. И я стопроцентно верю, что имеются определенные контексты, которые мне точно не понравятся. Только сейчас ты — в моих руках.

Иногда я слишком много анализирую самого себя, вместо того чтобы все внимание посвятить внешним проявлениям. Извиняюсь.

Я: А, значит, у них нет причины возмущаться?

Агата: Да они там все задницы, в той деревне. Только и трясутся, как бы у них чего не пропало.

Шулич в том же стиле: Да. Одни материалисты.

Агата нерешительно: Ну, это я не знаю…

Шулич: Ну вот, например, дочка одного из тех, кто там внизу. Продавщица в одном магазине. Трясется, что при инвентаризации у нее не хватит товара, потому что недостачу должна будет покрыть из своего кармана. А у нее такая огромная зарплата. Только о деньгах она и думает.

Агата: Какая продавщица, а я тут при чем?

Шулич ничего не говорит, только что-то мычит себе в зубы.

Агата: Что, вы им верите, что я краду в магазине?

Шулич коротко засмеялся, но ничего не сказал.

Агата: Так вот, чтобы вы знали, я никогда ничего в магазинах не крала! А что, разве зарплаты не хватает всем, чтобы никто ничего не крал? А почему продают такие дорогие вещи? Кто это может купить? У меня только социальная выплата, но я не плачусь так, как та баба из магазина. Плюс детей у них нет, ни у одной.

Не знаю, какого черта Шуличу нужно было встревать, если сказать ему было нечего.

Агата: Там, в этом магазине, я вообще ничего не могу купить. Вы вообще знаете, сколько стоят пеленки?

Шулич: А сколько бензин на бензоколонке стоит, ты знаешь?

Я успокаивающим голосом: Я тебя спросил только для того, чтобы знать, понимаешь ли ты, почему вас не любят. Какие-то причины ведь должны у них быть для этого. С деньгами у деревенских тоже не шибко, чтобы ты не думала. И у меня в магазине не всегда хватает денег, чтобы купить себе все, что хочется.

Агата: Ты не в счет, у тебя карточка есть.

Я: Да? То есть, я уже не задница?

Агата несколько потерянно: Да что я знаю, кто вы.