Мама, приехавшая с отдыха, уже всё знала. Затеяла кипишь. Зачем-то забрала к себе Юльку. Назначила встречу. Приехала злая. Взывала к совести. Напирая на то, что у ребёнка нет туфель и нормального портфеля. Мой муж, оказывается, приезжал к ней – плакал и просил образумить меня. Юлька, во время нашего разговора счастливо носилась по двору с местными подвальными котятами. На её голове была страшненькая косичка, заплетенная кем-то на скорую руку, а на ногах какие-то незнакомые мне грязные кроссовки. Я пыталась за час сделать всё: успокоить маму, зацеловать Юльку, пообещать купить всё необходимое, устроиться на работу и начать новую счастливую жизнь.
Вечером звонила свекровь и в чём-то упрекала. В первый раз за всю жизнь свекровь меня упрекала… Я даже сейчас не могу вспомнить смысл её слов. Я просто слушала интонации и удивлялась, что эта добрая женщина способна на такие интонации… Игорь обнимал меня во время разговора, подслушивая в трубку. Потом потребовал объяснений – перевода с русского на русский. Я не могла ничего объяснить. Да, и что тут объяснять? Всё и так ясно. Я – дрянь в глазах всех окружающих. Но его я не хочу грузить своими проблемами. В конце концов, это был мой выбор, и мне дальше жить с результатами этого выбора. Значит, надо бороться, доказывать всем, что так лучше, всех успокаивать и обнадёживать. И я успокаивала: в первую очередь Игоря, который дулся на меня за то, что не всё гладко. Ему снова было плохо от того, что плохо мне. И я чувствовала себя виноватой перед всеми. Виноватой за своё счастье. Мы снова ссорились, что-то выясняли, и снова не спали всю ночь. К слову сказать, не спать ночами, вошло у нас в привычку. А суть всех наших ссор я не могу описать словами. У Игорька постоянные перепады настроения, видимо ему тяжело – всё-таки он ещё очень молод, и тут на него свалился такой груз ответственности. Я не хочу, чтобы он жил с этим грузом. Я возьму всё на себя. Мне не привыкать.
Притирки к новой жизни
Взамен временному жилью, мы нашли постоянную квартиру – на первом этаже в хрущовке. Там была вся мебель. Старая, но пригодная для жилья. Мама, недовольная, но смирившаяся с моим выбором, помогала перевозить холодильник от Игорьковой тёти, и отдала нам свой старый телевизор. Я обещала ей, что заберу Юльку, сразу же, как всё устаканится. Говорила, что с Игорем пока всё тоже очень зыбко, и что ему тяжело сразу вот так вот менять жизнь. А я не хочу, чтобы Юлька испытывала какой-то дискомфорт. Мама не понимала меня и была категорична:
– Что значит, устаканится? Разрушила одну семью. Создавай другую. Ребёнок должен жить с матерью. И этого своего сразу знакомь с дочерью. Пусть привыкает. А если Лёшка женится? Она станет вообще никому не нужна.
На ком мой Лёшка женится? Что за ерунда. Мы пока ещё с ним состоим в браке…
В этот же день, Лёшка позвонил и сказал, что подаёт на развод. Его голос был смертельно обиженным и уверенным. Голос был таким же, каким он выставлял меня из дома. Мне стало страшно… Игорь успокаивал. На этот раз искренне и участливо. Не напрягая меня излишними разборками и своими проблемами. Он был рад моему грядущему разводу.
Муж приехал на следующий день в назначенное место и сухо объяснил, что надо поделить имущество, дал почитать какие-то бумажки. Пока мы сидели в машине, Игорь позвонил три раза. Беспокоился, что я передумаю, брошу всё и уеду с мужем. Я не хотела, чтобы любимый волновался и, скомкав разговор с Лёшкой, ушла, захватив бумажки. Краем глаза заметила, что муж был очень подавлен, и еле сдерживал слёзы. Вернулась к Игорю, бодрым голосом рассказала все подробности разговора, чтобы у него не было сомнений в моей искренности и уверенности в правильности действий. Игорь всегда требовал каких-то подробностей. Словно хотел взять под контроль всю мою жизнь, каждое моё слово. Он был спокоен, только, когда я была рядом. Ему невыносимо тяжело давалась даже минутная разлука со мной. Мне приходилось много говорить, постоянно в чём-то оправдываться, и повторять всё по нескольку раз. С первого, как правило, Игорь понимать отказывался. Он постоянно в чем-то сомневался и что-то подозревал. Мне невероятно тяжело даются эти разговоры с ним. Но я держусь. Всё же, я здесь старше, мудрее и опытнее.
– В чём опытнее? – цеплялся он за слова, – у тебя сколько мужиков было до меня?
И хотя слово «опыт» никак не относилось к сексу, тема всегда переводилась в эту сторону. Ревности его не было границ. Он, как ребёнок, ревновал меня к прошлому, к будущему, к подругам, к киноактёрам в телевизоре, к столбу…
Я стала тщательно следить за своими словами, но всё равно почему-то не могла держать под контролем эту всеобъемлющую ревность. Кончилось всё тем, что Игорь уволился с работы, потому что «не может больше всё время думать, где я, с кем я и что я?» Это он так объяснил. В отличие от меня он не старался быть красноречивым в своих истолкованиях. И когда я просила логических доводов, бесился и объявлял, что это у меня нет логики, а он выражается предельно ясно.