Долго ли, коротко это продолжалось, но тут как-то поутру супружница, подозрительно всматриваясь в него, спрашивает:
– Чегой-то у тебя синяки на морде, дорогу что ль домой не видно, фингал освещает?
– Дура ты неумытая, – отвечает нежный супруг, – нет бы спросить мужа, что, мол, у тебя личность цвет изменила, так нет, морда, видите ли. У самой-то что? Вовсе харя поросячья кирпича просит.
– Поговори у меня, – замахнулась любящая жена сковородкой, – вмиг блин сделаю, так тебе и морда за счастье покажется.
В общем, пообщались с добром и любовью супруги в такой манере с полчаса, потом мужику лаяться надоело, он и говорит примирительно:
– Сам ума не приложу, за что меня каждый вечер охаживает он дубиной, вот привязался!
– Да кто охаживает-то, кто привязался?
– А какой сегодня день? – спрашивает мужик.
– С утра пятница была.
– Конь в пальто, – покумекав что-то, уверенно говорит мужик.
– Совсем сдурел, – снова замахнулась на него жена, – еще и дразнится. А позавчерась-то кто был?
– Дед Пихто, – еще увереннее отвечает муж.
– Ну скаженный, точно сейчас прибью. Он же еще надо мной и издевается. Я его честью спрашиваю, кто тебя каждый вечер так ублажает, а он мне шутки шуткует. Шутник нашелся. Щас врежу – все шутки сразу кончатся.
– Э, э, поосторожней, – отодвинулся от нее на всякий случай нежный супруг. – Я не шучу вовсе.
– Сегодня тоже бить будут? – заботливо спросила любящая жена.
– Наверно, – обреченно вздохнул муж.
– Да кто хоть?
– Сегодня у нас суббота?
– Ну?
– Дед Пихто, – не задумываясь отрапортовал мужик.
– Ну, гад, все, теперь точно тебя убью, – проворковала жена, уперев руки в боки и скалой надвигаясь на забившегося в угол мужа. – Если сегодня не скажешь кто, домой не являйся – сразу в психушку сдам. Доколь надо мною измываться будешь?
Ни жив ни мертв, сливаясь с забором, крался вечером мужик домой, он даже и напился не так, как раньше: чудо-юдо появилось в назначенное время, в назначенный час. Едва только дубинка опустилась на бедолагу, тот заорал благим матом:
– Да кто ты, откуда взялся на мою голову?
– А какой день сегодня?
– Суббота.
– Конь в пальто.
– Дед Пихто, – сноровисто увертываясь от ударов, поправил несчастник. – Конь в пальто в воскресенье.
– Точно, совсем старею, путаюсь. Ну да, дед Пихто, – согласилось чудо-юдо, и пока оно на секунду замешкалось, мужик сам вцепился ему в морду, но тут же взвыл и пустился вдоль по улице так, как будто ему в одно место мотор ввинтили или солью выстрелили. Как он потом рассказывал всем желающим помереть со страху, морда у чудо-юда была поросшая шерстью, а из шкуры торчала во все стороны солома.
Вот так и случилось, что мужик на другой день, пригорюнившись, сидел в кабаке и даже почти не пил. Собутыльники вгляделись в него попристальней – мать честная, да у него же вся физиономия в фингалах! Так отсвечивают, луна не нужна, да и лучше фонаря дорогу осветят.
– Ты че, дружбан, все с супружницей воюешь?
– Воюю, – неохотно отозвался мужик.
– Ну и разукрасила же она тебя на этот раз.
Мужик вяло махнул рукой:
– И не она это вовсе. Она так, самую малость, вот тут и тут, – он ткнул пальцем под глаз и возле уха, – а все остальное – не ее работа.
– Да ты че, совсем сбрендил, вроде не пьяный еще. Кто ж тебя здесь пальцем тронет, в деревне все свои?
– Не, у него морда еще позавчерась разбита была, и третьего дня, и четвертого, почитай уж три недели фингалами украшается, – подал свой голос буфетчик.
– Ну, вот третьего дня тебя кто расцвечивал? – допытывались собутыльники.
– А какой день-то был? – спрашивает мужик.
– Четверг вроде.
– Дед Пихто. Ну да, четверг – дед Пихто, его день.
Собутыльники притихли, подозрительно глядя на бедолагу.
– А вчерась кто?
– Конь в пальто. Пятница и среда – его.
– Слушай, ты, если твоя у тебя все мозги выбила, мы, конечно, сочувствуем, но спрашиваем основательно: кто выволочил тебя вчерась?
– Я и отвечаю, конь в пальто, – напористо заявил мужик.
– А позавчерась дед Пихто, – ядовито сказал один из собутыльников.
– Позавчерась, – почесал мужик ушибленную голову, – ежели четверг, то точно так получается.
Тут все, включая буфетчика, вышедшего из-за стойки, грозной тучей надвинулись на мужика:
– Если не скажешь честью, кто тебя отделал, мы вмиг спроворим добавку. Отвечай, не кочевряжься.
– Ой, милки, – заголосила подоспевшая супруга, срывая косынку и мотая в изнеможении в разные стороны растрепанной головой, – как жить с ним, как жить, ума не приложу! Такую околесицу несет, хоть убей или в психушку сдавай. Каждый день с битой мордой является и не говорит, таится, кто его так разрисовывает.
– Отвечай толком, кто вчерась бил? – сурово спросила дружина.
– Я и говорю толком – конь в пальто, то ж пятница.
– Что же это делается, а? – опять заголосила женщина. – Убью я его, точно убью. Так над людьми изгаляться… Люди добрые, всех в свидетели прошу, как он издевки над женой строит, терпения моего нет. Я из мяса и костей, а не из железа сделанная. Всем говорю – убью и убью. Все. Дошла до точки.
Тут и мужики загудели: