Легко на сердце. Здоровая сердечная жизнь в любом возрасте

К примеру, есть у пациента бляшки в сердечных артериях, сердцу не хватает крови, высок риск инфаркта. Кардиолог отправляет его на операцию – стентирование или коронарное шунтирование. После нее сосуды сердца проходимы, и человек возвращается к активной жизни: бегает, плавает, летает на самолете, в общем, делает все то, к чему привык и что любил раньше. Или меняют клапан. Был он деформированный, измененный, кровь не пропускал как надо или, наоборот, сбрасывал в противоход. Но теперь работает новый, самый современный протез, и проблема решена, а значит, жизнь возвращается на круги своя. Да, без сверхнагрузок – человеку с протезом клапана или шунтами не стоит бегать марафонские дистанции и поднимать штанги, грифы которых изгибаются под весом стальных блинов, но все остальное не только можно, но и нужно.

У нас перенесшего операцию на сердце до сих пор предпочитают носить на руках. Не раз и не десять слышал я от своих бывших пациентов, которых прооперировали год, пять или даже десять лет назад: мне запретили плавать, не дали путевку в санаторий, не разрешили посещать фитнес, отговорили ехать на юг, запретили прикасаться к спиртному, бегать трусцой по утрам… Услышав такое, я каждый раз расстраиваюсь. Мы делали операцию, чтобы продлить человеку активную жизнь, а в итоге из него настойчиво делают инвалида.

Увы, наша медицина остается ограничительно-запретительной. Главное для участкового терапевта или кардиолога – любой ценой добиться того, чтобы на участке было как можно меньше смертей. Отчасти я могу это понять. Строгие дяди где-то наверху сделали большую и сложную операцию, и, если результат запорет именно он, взмыленный врач первичного звена, его уж точно никто не погладит по голове. За спиной западного врача стоят мощные защитники: зубастый профсоюз, натасканная юридическая служба, матерые личные адвокаты. Он не боится даже не то что рисковать, а осознанно избегать лишних ограничений для своих пациентов. За спиной нашего – лишь потрескавшаяся штукатурка кабинета. Он уже не раз был распят на заседании Комиссии по изучению летальных исходов или в приемной главврача и готов посадить каждого сердечника в стеклянную клетку, лишь бы тот как можно меньше вызывал «Скорую», получал направление на госпитализацию или, не дай бог, загремел в кардиоблок с острым коронарным синдромом. Не хочу мазать одной краской всех районных терапевтов и кардиологов – среди них нередко встречаются умные, перспективные доктора, и все же – слишком часто из наших излеченных пациентов делают людей с ограниченными возможностями. Мысль каким-то образом разрешить эту ситуацию и рассказать врачам, что же все-таки можно, а что нельзя сердечникам, а если точнее, сердечникам до и после операции, ибо это два разных пациента, появилась у меня давно и теперь нашла воплощение. Работая над книгой, я решил провести анализ мнимых и реальных сердечных запретов и, что греха таить, самому окончательно разобраться в этом вопросе.

Написать эту главу подтолкнула меня и одна научно-популярная статья, которую я нашел в сети. Несмотря на то что материал был опубликован в 2018 году, автор явно мыслил категориями двадцатилетней давности – уверял, что в больнице после инфаркта нужно лежать 21 день, из которых первые 8 – на строгом постельном режиме, лечебную физкультуру начинать не раньше, чем через две недели, и ни в коем случае не нервничать, для чего лучше вообще ограничить на три недели общение с миром, отобрать у пациента мобильный телефон и вынести из платы телевизор. Да, действительно, в начале 1980-х именно такой подход был закреплен законодательно – в виде приказов Минздрава СССР и официальных рекомендаций виднейших кардиологов. Но по мере появления опыта и новых научных знаний стало ясно, что он себя не оправдывает. «Залежавшиеся» больные умирают от застойной пневмонии, в отсутствие тренировок сердце еще больше слабеет, нарастают симптомы сердечной недостаточности. Без общения с родственниками, будучи отрезанными от большого мира, больные зарабатывают депрессию и теряют волю к выздоровлению.