Легко видеть

Впервые Михаил увидел собственное отражение в зеркале только в Абаканском аэропорту. На него смотрел настолько исхудавший лицом человек, что даже несмотря на небритую щетину под кожей явно вырисовывался череп. Правда, на Веселого Роджера Михаил еще не тянул, но ему все же стало ясно, почему случайные люди, встретившись с ним взглядами, спешили отвернуться. В его глазах действительно появилось нечто, ранее им не свойственное, словно они и впрямь заглянули за пока недоступный другим смертным барьер. Это удивило его, ибо сам он так не считал. Но факт оставался фактом. Глаза выдавали изменения, которых он за собой не замечал.

А еще ему, как и всем остальным, очень хотелось есть независимо от количества и качества уже поглощенной еды. Позже, в Москве, Вера с улыбкой напомнила ему, как всего через час после великолепного очень обильного, да еще с добавками обеда в лесорубной столовой Чехана, во время остановки автобуса по дороге к Абазе на четверть часа в каком-то поселке Михаил спустился от дороги к реке с полукилограммовой пачкой сахара в старомодной синей бумажной обертке и долго пил воду, отправляя в рот кусок сахара за куском. Михаил и сам нередко возвращался в мыслях к этому случаю. Синяя обертка сахарной пачки остро напомнила еще довоенное детство как почти утраченную, но все еще дорогую реликвию бытия. Да, потянуть за собой нить воспоминаний нередко могла какая-нибудь полузабытая мелочь. А там, глядишь, возникала целая вереница столь ярких картин, словно в памяти воспроизводилось что-то совсем недавнее.

Более ранящим было воспоминание о вмятине на стволе ружья. Это случилось в долине Тебы на второй день. Михаил уже не чувствовал ни всю свою левую руку, ни даже левую половину груди. Началось, конечно, раньше – с возникновения бесчувственности под грузом, но уже очень скоро она перестала проходить и после снятия рюкзака. Команды из головы на поднятие руки, на сжатие в кулак левой ладони проходили очень медленно, и мышцы ослабели, но Михаил еще не привык постоянно учитывать это —и потому однажды не сумел удержать ружье, переложив его из правой руки в левую. Так и не подхваченное левой ладонью, оно рухнуло на землю, приложившись к ней всей длиной, и Михаил, похолодев от ужаса в предчувствии повреждения, поднял ружье, которое, Славу Богу, от встряски не выстрелило. Однако на левом стволе осталась заметная вмятина, которая непрерывно терзала его сознание до тех пор, пока, возвратившись в Москву, почти бесследно не устранил повреждение любимого оружия.

Михаил хорошо помнил, как в последние дни стрелял из него кедровок. Наверное, со стороны было чудно смотреть на ходившие ходуном вверх-вниз стволы, когда он прицеливался, но еще удивительнее было то, что несмотря на слабость рук, он при этом не мазал в надрывно орущих птиц. Жаль, что мяса в каждой из них было совсем немного. Вот Сергею однажды больше повезло. На соседний с ним кедр присел ястреб-тетеревятник. Всех тогда изумило, что его мясо оказалось нежней и вкуснее куриного, не говоря о том, что самого мяса было не меньше, чем в хорошей курице. Правда, несравненно труднее, чем курицу, было ощипывать пух и перо.

И еще одно не забывалось – последние километры до Чехана ружье несла уже Лена. У Михаила появилась боль в сердце, и Вера дала ему валидол. Он впервые в жизни принял это лекарство и обнаружил, что там почти сплошная глюкоза. Поэтому по пути к поселку он с удовольствием рассосал во рту таблетки три или четыре.

В общем, тот Саянский поход заставил их по-новому взглянуть на многое. Пришлось переоценить умение и кажущиеся вполне привычными отношения друг с другом. Каждый показал, чего он стоит и в чем относительно слаб. Однако в итоге серьезной девальвации подверглась только репутация Вадима. Его даже не пригласили следующей весной в майский поход, появиться же без зова он не рискнул, хотя, безусловно, знал, когда и по какой реке они на сей раз отправятся.

Как всегда, собралось много народу за счет тех, кто только в майские дни присоединялись к ядру компании, не в силах противостоять зову весны и освободившейся ото льда воды, даже если они уже не ходили в дальние походы.

На одной из первых стоянок вспомнили, что адмирала теперь у них больше нет, и поэтому надо выбрать другого. Михаил уже забыл, кому пришло в голову назвать кандидатуру их с Леной уже одиннадцатилетней дочери Ани. Ни она, ни родители не возразили, и ее единогласно выбрали, представляя, как покривится физиономия бывшего мэтра, когда он узнает, кого нашли взамен ему. А что узнает, ни у кого сомнений не было. Но удивительней всего оказалось то, что Аня, к которой с шутейной серьезностью по разным делам обращались взрослые, выносила вполне разумные и уместные решения. Вот тогда-то Михаил и понял, что, по крайней мере, в простых обстоятельствах бесхитростный ребенок, открытыми глазами смотрящий на окружающий мир и людей, способен предлагать целесообразные действия не хуже старших, если определенно представляет себе ответственность за свои слова.

Глава 4