Легко видеть

Михаил глядел на Реку и еще некоторое время думал об Ане. Теперь ее сыну было больше, чем ей самой при получении «адмиральского» звания. Они с Леной брали свою дочь в походы с двух с половиной лет, и Аня сама с увлечением ходила с ними до тех пор, пока родители не разошлись. А потом она совершила всего два похода с Леной и ее новым мужем в другой компании и больше не ходила. А зря. Правда, родителям выпало счастье застать менее расстроенную, разграбленную и нарушенную природу, но и следующим поколениям еще оставалось где ходить без расстройства по поводу губительного действия цивилизации. Цивилизации, позволяющей до поры все более комфортно жить в городах и все ненадежней везде на Земле. Наверно, большинству населения планеты следовало бы побывать в туристских походах, чтобы понять, что собой представляет Природа и что в сравнении с ней представляем собою мы. Но даже собственная дочь Михаила, которой он с малых лет привил навыки походной жизни и даже как будто любовь к самодеятельным, а не переносным – в автомобилях, самолетах, теплоходах и поездах – путешествиям, и сама больше не ходила, и своих детей не думала учить. Она жила далеко в загородном доме, поэтому дед никакого влияния на развитие туристского мышления внуков так и не оказал. Им была уготована другая гамма удовольствий: курорты, поездки за границу, в скором будущем танцульки под бесцветный и одуряющий рок, почти круглосуточное оболванивание телевизионными передачами и компьютерными играми. Виртуальная реальность с помощью Интернета уже настолько глубоко проникла в сознание юных, что уже почти на сто процентов заменила собой потребность к пребыванию в первородном естестве. Им это было интересней, чем ощущать себя частью Мироздания, гармонично связанной с ним.

Хорошо хоть сам Михаил на закате жизни снова вернулся к этому главному источнику своих сил, вдохновения и любви. Здесь естественно все осталось почти таким же первозданным, каким его застали русские землепроходцы, впрочем, так и не укоренившиеся на берегах именно этой реки. На всем ее протяжении от верховьев до устья не было не только постоянных селений, но даже гидрометеопостов.

День подходил к концу. Скоро должны были наступить сумерки, сначала легкие, потом более густые, но пока – в середине лета – довольно долгие, прежде чем стемнеет совсем. После чая Михаил посидел у костра, поддерживая огонь для уюта и для отпугивания гнуса, – здесь это в определенной степени помогало.

По прежнему опыту Михаил знал, что в походе без любимой обречен на постоянные думы о ней. Стоило освободиться от дел, даже совсем ненадолго, как сами собой возникали мысли о Марине. Вовсе неотступными они сделались тогда, когда он забрался в палатку и удобно устроился на своем ложе – один, по своей воле один! И теперь ему некуда было деться от сознания собственной глупости. Одиночество, как ничто другое, прояснило, что / на самом деле важней всего на свете для человека, если он не псих. Правда, совершенным психом Михаил себя пока не считал. Раз уж он запретил себе рисковать сверх меры жизнью жены, одиночество в сложных походах было неизбежным. И все-таки – если положить на одну чашу весов любовь и желание оставаться с женой, пока Небеса даруют счастье и взаимность с ней, а на другую – стремление продолжать утверждаться в жизни в качестве не вышедшего в тираж путешественника домоторной эпохи, у человека здравого рассудка перевесило бы первое. Подавляющее большинство его бывших спутников и туристских знакомых давным-давно так и поступили, а он все упрямился, свято веруя, что, начни он пятиться от походов, в нем угаснет и способность творить что-то серьезное, и мужские способности радовать любимую и, в конце концов, самоуважение, согласись он отступать, отступать и отступать под напором лет. Так что, как ни растравляли его теперь мысли о Марине, они все равно не могли совсем перечеркнуть смысл его пребывания здесь.

Но сейчас, когда он вполне уютно подготовил ночлег и попытался заснуть, стало ясно, что уйти от желания представить жену такой, какой она должна быть в сознании любящего и охочего мужчины, он больше не сможет. Обычно он представлял себя с Мариной, но не только с ней. Влечение к женщинам даже при Марине выходило за пределы влечения к никогда не приедающейся близости с женой. Посторонние дамы все равно будоражили. Единственное, чему Михаил научился, так это сублимировать вожделение к ним и преломлять его в пользу Марины.