Легко видеть

– Он был очень много старше меня. На двадцать лет. А мне самой тогда было двадцать.

– Это переносимо, – заметил Михаил.

– Конечно, переносимо, – подтвердила Таня, – но время-то шло. Мы были с ним вместе уже пять лет, надо было что-то решать. А у него имелись затруднения.

– Он был женат?

Таня кивнула.

– И любил жену?

– Нет. Он вполне мог оставить ее ради меня.

– Тогда почему?

Таня горько улыбнулась и снова посмотрела Михаилу прямо в глаза.

– Я спросила, а как он представляет себе нашу дальнейшую жизнь?

– И что он сказал?

– Он ответил, что лет на пять его еще хватит. И тогда я спросила: «А что ты будешь делать со мной потом?»

Михаил мгновенно перенесся в Танино прошлое, словно стал свидетелем того важнейшего для двоих разговора. Танин вопрос прозвучал в ушах ее любимого как приговор. Что он мог предложить еще в свою и Танину пользу, кроме пяти будущих лет? Вранье исключалось самой обстановкой. Он обязан был остаться честным и откровенным перед молодой женщиной, которая пять лет уже без раздумий дарила ему себя, не требуя развестись с женой, чтобы устроить свое семейное счастье. Но вот время пришло, а он уже чувствовал себя пожилым, почти старым, и потому еще острее осознал, что она дарила себя все же не затем, чтобы при таком богатстве натуры, которое у нее имелось, через пять лет остаться на бобах.

– Он ничего не мог тебе твердо обещать, – тихо сказал Михаила, – конечно, ты могла бы без особых угрызений оставить его через пять лет или там через сколько, когда он… выдохнется. Но тебе… наверняка это претило… А вдруг он бы не выдохся?…

– Не смогла бы я тогда его оставить, – глухо, но очень внятно сказала Таня, и Михаил подумал, что это правда. Каково бросать человека, который отдал себя тебе без остатка?

– И он бы тоже, наверное, дольше не мог, – продолжила Таня. – Ему ведь и тогда уже приходилось очень стараться.

– Поэтому ты не верила в долгое продление чуда?

– Нет, не верила, в самом деле – нет.

Отдавая все, Таня вправе была требовать от любовника многое, очень многое, и все же Михаила удивила ее прямота. Полуспрашивая, полуутверждая, он тихо сказал:

– Ты думала, что после тридцати лет у тебя такое с другим человеком не повторится. А после двадцати пяти еще могло?…

– В двадцать пять у меня еще была надежда. Парень за мной все эти годы ходил и ходил. Ничего не могу сказать – хороший парень. Ждал, никогда не попрекал. Но мог ведь и перестать ждать.

– А другие? Ведь наверняка тебя добивался не только он!

– А о других что мне могло быть известно? Долго ждать своего часа охотников мало. Да и большинство хороших мужчин в этом возрасте уже женаты. А с женатым я уже и так много нахлебалась. Какая могла быть у меня уверенность, что встречу подходящего человека, и он не занят? – Здесь Таня бросила быстрый взгляд на Михаила. – Вот как ты, например? И еще – не знаю, как тебе объяснить – оставить его сразу – это с моей стороны не было бы так нечестно, как бросить его после того, как он совсем выработается. Так он хоть был в семье. Может, с женой его бы и надольше хватило.

– Это не обязательно, – возразил Михаил.

– А я и не говорю, что обязательно. Но мне самой уже хотелось ребенка иметь, а его такая перспектива не устраивала. Нет, остаться с ним еще на сколько-то лет я уже не могла.

Восприняв Танины мысли, Михаил быстро прокручивал их в голове, пытаясь найти ей более благовидное оправдание, чем то, которое она привела. Все, что она рассказала, было, без сомнения, правдой, включая сюда и то, что она думала о своем теперешнем слушателе, с которым была откровенна, как на духу. Михаил не хотел довольствоваться напрашивающимся выводом о том, что Таниным решением руководил один разумный эгоизм, какого при всепоглощающей любви как будто не должно было бы быть. Положим, после пяти лет любовных отношений с женатым любовником она получила достаточно заслуженное право и на свой эгоизм. Но почему-то казалось, что этим доводом дело все равно не исчерпывается. В мозгу Михаила все крутилась и крутилась Танина фраза: «А что ты будешь делать со мною потом?» Что-то подсказывало, что в ней есть еще какой-то ключ к объяснению ее окончательного выбора. Так и оказалось. Михаил, наконец, смог понять. Любящим истинно и искренно просто невозможно представлять свою любовь ограниченной во времени чем-то, кроме смерти. Любовь для себя взыскует только верность. Если любовь объявляется прогнозированной до какой-то определенной даты, то это уже не любовь в своем первородном виде и, может статься, уже не любовь. Сразу в разумных категориях Таня не могла объяснить себе это, но она сердцем и душой поняла самую суть. Как проникла и в то, что при Марине он, Михаил, ей принадлежать никак не будет.