Пережив сцену Хельмута по поводу отъезда в субботу – зачем, спрашивается, если презентация в понедельник? – разобравшись с нарядами, со своим вечным «Луи Виттоном», в котором лежали и коктейльное платье, и кожаные легинсы, и много еще всего, с лэптопом, сумкой и летним пальто Chanel (в Москве может и захолодать, все-таки середина сентября, хотя и говорят, что там как раз бабье лето!), Анна, наконец, загрузилась в пятом терминале Хитроу на утренний рейс British Airways в Москву, имея лишь одно желание – поспать три часа в полете. Сил не было никаких после тоскливых разговоров последних недель, сборов и остального хаоса, наполнившего ее жизнь именно тогда, когда, казалось, наконец, найдена формула жизни «легко». Вдруг в голове мелькнуло, что это тот самый рейс, которым она летела в последний раз к Виктору. Эта мысль не причинила не только боли, но даже и беспокойства. Как бы то ни было, насколько ее нынешняя жизнь лучше и легче. Неделя в Москве – трудная, но не без приятности, и назад в Лондон, к Хельмуту, который любит ее, который умеет и хочет наполнять их жизнь развлечениями, роскошью, любовью, весельем. Ну, ворчит иногда, так что? Просто не надо говорить о глупостях типа развода, КГБ. Он – романтик, строит формат совершенной любви. Алые паруса, бриллиантовое кольцо, медовый месяц на Зюльте. Его игра в «муж и жена» – мечта о несбыточном. Ему самому этого не надо. Может, он и хочет, чтобы так стало, но только если как-то само… Да ладно, все отлично, как есть. Жизнь прекрасна.
Глава 4
Анна, как обычно, сидела в кресле у прохода, рассматривая идущих мимо, в салон эконом-класса, пассажиров. Хорошо бы вовремя взлететь, тогда, может, вечер в Москве не пропадет… В следующее мгновение ее сердце ёкнуло, ударило под самые ребра, так что перехватило дыхание, и стало проваливаться куда-то. В салон вошел Джон с тем же «самсонайтом», с газетой в одной руке и плащом – в другой; в ее любимом светло-сером костюме, темно-серой рубашке и без галстука. Увидел Анну во втором ряду и застыл, остановив очередь пассажиров.
– Вот это сюрприз! Я как раз о тебе думал, хотел позвонить, когда узнал, что лечу в Москву, но не успел. Ты надолго? Сейчас пристрою вещи и приду поболтать.
Анна забыла, насколько Джон хорош собой. Он был сама эманация силы, успеха и беспечной уверенности. У нее бегали мурашки по коже, а в солнечном сплетении притаилась боль. Руки подрагивали. Торопливо оглядела себя – все в порядке: ухоженные шелковые волосы небрежно разбросаны по плечам, лицо свежее, несмотря на стресс последних недель. Хорошо, что она всегда одевается для полета подобающим образом, со специальным дорожным шиком – если кто понимает, что это такое. Сегодня на ней была простая белая рубашка, темно-синие узкие джинсы до щиколотки, любимый, цвета овсянки, кардиган Loro Piana, которому износа нет, и сумка Hermes в цвет джинсов. Все тип-топ.
После взлета Джон сел рядом с Анной. Вот уж так совпадение. Чувствовалось, он рад ее видеть. Хороша, как никогда, и в хорошем настроении. И эта знакомая, чуть смущенная улыбка, от которой разбегаются к вискам едва заметные морщинки. Боже, как же он соскучился по своей прелестной игрушке! Нет, он никогда не забывал ее, много раз по ночам с тоской вспоминал и Париж, и алюминиевую гала-парти, и исполненный флирта разговор о кошках за бутылкой вина в «Кафе Руж». Когда они виделись в последний раз? Тот ноябрь и два страшно тяжелых вечера с тоской в ее глазах, страхом его потерять и знанием неизбежности потери. Тогда на нее было страшно смотреть. Как, впрочем, и на него самого, жалкого, пытавшегося оправдаться за приносимую боль. Тогда ему казалось, что он уже наигрался в эту игрушку. А теперь у нее, конечно же, совсем другая жизнь. Без него, но наверняка полная радости, свободы… Не зря же в ее глазах этот блеск.
Джон говорил о своей работе, о вечной теме шефа, который наконец уволил Джулию, всех поразившую письмом из Сан-Франциско, что уходит в декретный отпуск. Объяснял ей, что ему предстоит сделать в Москве. Анна рассказала только об отпуске на Зюльте и о презентации. Она собиралась остановиться в Москве в «Мариотт-Авроре».
– Правда? – спросил Джон. – Не может быть. Я тоже. Это для нашей компании слишком дорого, и мне забронировали какой-то другой «Мариотт». Но вчера оттуда перезвонили, какие-то накладки, как всегда, и, в конце концов, мне дали номер в «Авроре» за ту же цену.
– Тебе повезло. Это, действительно, очень и очень хороший отель.
– Гош! Мы не виделись вечность, а теперь оказались в одном отеле. Фантастика.
Они болтали все три часа. Джон расспрашивал Анну про работу, про то, как ей понравился Берлин, не пытаясь выяснить детали. Это было еще одно его удивительное качество: не быть назойливым, не влезать в чужую жизнь. Уметь довольствоваться радостью момента. В Домодедово Анна предложила подвезти Джона, и они продолжали болтать в интиме темно-синей «ауди», пока не доехали до «Мариотта».
– По глоточку, baby-cat?
– Не откажусь от глоточка по приезде. К тому же такой повод. А почему ты в субботу прилетел?