Легкое бремя

Белой рукой,
Нежной рукой
Сердца коснулась,
Покой
Даровала ему,
О, Безнадежность!
Мне улыбнулась.
Улыбки твоей не пойму.
О, как легки, как прозрачно-туманны
Вы, что теперь так далеки!
К вам моя нежность,
Щемящая нежность моя.
Вы не желанны.
Вопли надежды умолкли.
В сердце только любовь,
Только нежность.
О, Безнадежность,
Целительница.

«Как аромат полыни горькой…» [28]

Как аромат полыни горькой,
Струится сонно безнадежность,
И ты, любви последней нежность,
Горишь задумчивою зорькой.

Тебя царицею венчали.

Но праздник жизни дико-шумный,
Дитя! не стоит он бездумной
Всеозаряющей печали.

Тебе, бледнеющей невесте,

Несу я воли зов знакомый.
Склонившись тихо, припадем мы
К последней чаше. Вместе. Вместе.

<1907>

«Шурши, мой белый балахон…»

Шурши, мой белый балахон,
Со щек поблекших сыпься, пудра.
Итак, я Вами вновь прощен,
Как это благостно и мудро.

Я снова Ваш, я снова Ваш,

Вас слушаю и молодею,
Пред Вами я, как юный паж
Пред королевою своею.

Я снова твой, иль пусть умру,

Или вели меня повесить.
Когда ж? — Сегодня ввечеру.
Где? — У Клариссы ровно в десять.

<1907>

«Бубенцами зазвенев…»

Бубенцами зазвенев
В пляске ломких стройных линий,
Подходи ты к той из дев,
Что красивей королев,
Чей безудержен напев —
К черно-красной Коломбине.

Ах, звени, звени, звени,

Брось, Пьеро, напев дурацкий.
Пусть пылают наши дни,
Пусть горят кругом огни,
А потом хоть скрежет адский.

<1907>

«Надень свой белый балахон…»

Надень свой белый балахон
(О, как мила мне хрупкость линий!)
И в нем, мечтательно склонен,
Явись печальной Коломбине.

Чуть вздрогнет зов небесных арф,

Чуть кудри вешний ветер тронет,
Моя рука, упав, уронит
Мой черный, мой атласный шарф.

Забыв пылающие дни

С их огненной и грешной страстью,
Пьеро, вернись, Пьеро, верни
Меня вздыхающему счастью.

<1907>

«Мария! завтра я у Ваших ног…»