Я вручила декану записку от медсестры - он разрешил мне уйти. Изображать ничего не пришлось. Лицо и так хранило на себе отпечаток боли. Коридоры университета пустовали: занятия еще идут, а мне как раз не нужна компания. Срывать на ком-то накопившуюся злость и усталость… Пожалуй, не поймут правильно. После уроков племянник графа отправится на тренировку, предоставляя мне отсрочку от нравоучений. Разломает тренажер, будет излишне жесток с партнерами, получит выговор от тренеров… А вечером заберется ко мне в спальню и потребует отчета. Не велика беда. Зато не помешает мне выразить соболезнования семьям погибших подруг. Отличный предлог для решения маленькой проблемы. Крошечной, но изобличающей нашу с Францем ложь: София отдавала должное обыкновенной женской моде - вела дневник. Однажды она мне его показала, краснея и жутко стесняясь. Вместо имен и названий только первые буквы, но ищейкам такой незамысловатый код на один зуб.
Нанятый кэб остановился возле дома родителей Софии, на воротах висели традиционные траурные знаки: черный флаг и выкрашенный черным же венок из еловых лап. Обидно… Никогда больше дорожка не ощутит легкой пуступи детской ножки моей подруги. Не услышат статуи возле входа в дом ее звонкого смеха. Баронессы Стаффской больше нет. Нет и никогда не будет. Никогда… Это слова точка. Конец пути. Тупик без выхода. Последняя остановка регулярного дилижанса, но она не хотела останавливаться. Ее заставили это сделать.
Дверь мне открыла мама Софии. Пожилая сухонькая женщина с высокой прической, заплаканными глаза, сжимающая носовой платочек в руке, покрытой крупными выступающими из-под кожи венами.
- Здравствуй, Алесса, проходи в дом, - она отсупила на шаг, давай мне войти внутрь, в темный холл: все окна в доме закрытыми плотными ночными шторами. Горе принято лишь обозначать, а не открыто демонстрировать.
- Здравствуйте, леди Мариша, - я оставила трость в корзине для зонтиков. - Как вы себя чувствуете? - положенные вопросы, положенные ответы, предугаданное предложение чая. Она не говорит о важном, что грязной занозой воткнулось в ее сердце и ноет. Еще не время. Томительное ожидание под тикание часов…
Мы выпили несколько чашек чая, прежде чем коснулись смерти, незванно посетившей уютный домик. Женщина поплакала, вспоминая детские годы дочери. Посмотрели наброски углем и карандашом: моя подруга хорошо рисовала. Несколько лет назад с удовольствием брала уроки у моей матери. Один из моих портретов, который я все выпрашивала у Софии, а она не отдавала, ее мать подарила мне. На память. На очень долгую память. Ведь я буду жить, а она… На ее трупе мокрицы спляшут щетинистый вальс. И так будет со всеми, ко забывает об осторожности. Идет наперекор инстинктам и интуиции.
Я попросила разрешения побыть немного в комнате подруги. Не подозревая обмана среди вороха отлично подделанной искренности, который я вывалила на убитую горем женщину, она не отказала. Мое поведение не дало повода заподозрить меня в нечестности замыслов, а чуть натянутая улыбка… Так мы не о Новогоднем маскараде разговаривали.
Где жы та могла его спрятать, София? Мне удалось выведать, что ищейки уже облазили весь дом сверху донизу, но вдруг везение играет за мою команду? Если бы сотрудники отдела особых поручений знали, чем прижать меня и друга к стенке, то уже сделали бы это. Или… Я не обладаю гениальным умом, логически непогрешимым соображением, поэтому могу ошибаться. Поймать нас с Францем за руку на горячем более соблазнительно для них. Ни одна отговорка не справится с глазами и ушами нескольких свидетелей.
Она не спрятала бы дневник с помощью рэ, подрастает младшенький братик - любитель совать курносый нос в чужие тайны и тоже лер, через пару лет поступит в Синайский университет преобразований. Кровать, шкафы для белья, комод с женскими безделушками… Не то. Грубо и слишком банально. Мой Бог, надеюсь она не закопала его в саду. Эта мысль заставила меня улыбнуться. Я представила, как перекапываю руками газон и безнадежно испорченный маникюр. Плинтус? Тайник под плитками паркета? Ерунда какая-то лезет в голову. Я вышла из комнаты Софии, убедив себя в несуразности поступка. Уподобилась ищейкам.
- Спасибо вам, леди Мариша, для меня это было действительно важно, - поблагодарила я женщину. - Берегите себя и сына. Я верю, счастье вернется в ваш дом, - она ожидала услышать от меня пожелание удачи. Не трудно исполнить ничтожную прихоть старушки, ей так нужны крохи тепла и доброты, что согреют ее обледеневшее сердце.
- Храни тебя Человек, Алесса, - она обняла меня и расцеловала сухими губами.
- Последняя просьба, где я могу освежиться? - смыть прилипчивый запах смерти. Пока еще нет тела. Не проложена дорожка черного бархата в гостиную, к гробу на подставке, заваленной любимыми цветами покойной, но душок разложения, иллюзорный, витал в воздухе. Гнетущее ощущение, и рука опять разболелась.
- Конечно, моя дорогая, налево по коридору, там увидишь…