Легкой жизни мне не обещали

Я улыбнулась ей и слегка поклонилась. Она, с небольшой задержкой, ответила кивком. Я еще раз растянула замерзшие губы в любезной улыбке и показала сначала на себя, потом на нее, произнесла беззвучно, но четко артикулируя: «Поговорим?». Она снова на секунду замерла, потом неуверенно пожала плечами. Я вытащила из кармана удостоверение, показала ей и, не дожидаясь реакции, вбежала в подъезд.

Не знаю, что эта женщина подумала, но дверь она открыла, прежде чем я успела позвонить. А я решила, что ничего плохого не будет, если представиться сразу, так сказать, с порога. Еще раз показав хозяйке теперь уже раскрытое удостоверение, и вежливо поздоровавшись, я коротко обозначила круг интересующих меня вопросов.

– Насчет Максимки, значит, – поджала губы она. – Приходил уже один, спрашивал. Не от вас, от милиции.

– Да, я знаю. Но может, у вас найдется время и со мной побеседовать? Дело в том, что я бы хотела побольше узнать о самом Соколове. Вы, наверное, хорошо его знаете?

– На моих глазах вырос, – подтвердила она. – Мальчонкой-то он неплохой был. А как подрос, так хоть оторви и выбрось. Да вы проходите, пойдем на кухню. Может, чаю выпьете?

Естественно, я не отказалась. Лидия Семеновна, одинокая пенсионерка, живущая в этой квартире с момента заселения дома, оказалась для меня бесценным сокровищем, тем самым кладезем информации, о котором я тосковала, разглядывая безлюдный двор.

Лидия Семеновна поставила на стол две больших чашки, придвинула ко мне вазочку с вареньем. Села напротив и начала неторопливый рассказ. Я раскрыла блокнот – не то, чтобы конспектировала, записывала основное.

– Значит, про Соколовых тебе интересно. Они в этот дом позже меня въехали, лет через пять, по обмену. Антонина с Генкой и Максим – ему тогда лет шесть было. Антонина на авиационном заводе работала, инженером в каком-то бюро, а Генка по строительству. Шалапут, конечно, был, но зарабатывал хорошо. И от калыма никогда не отказывался – как лето начинается, так он, считай, ни одного вечера, ни одного выходного дома не сидит. Все по людям, то ремонт кому, то плитку положить, то дачку поставить. Антонина тоже, конечно, хорошо получала, на авиационном тогда платили, но все равно, против Генкиной, ее зарплату и не видно было. Он семью обеспечивал. Но шалапут. И выпить не дурак. Сама-то Антонина не такая, она женщина серьезная была. Неплохая, хотя и не душевная. Так, всегда мимо лавочки пройдет, поздоровается, вежливая, ничего не скажешь. Но поверишь, двадцать лет в доме прожила, а ни разу не присела посидеть с нами, поговорить. И не сказать, что брезгует – окликнешь ее, спросишь о чем, всегда ответит, если что помочь нужно, тоже не отказывается. Но чтобы по душам с ней поговорить – этого нет, не было. Очень скрытная она была, Антонина. Генка не то, Генка вечером идет, сам остановится, и пошутит, и посмеется. И ведь, скажу я тебе, такие вроде разные люди, а хорошо жили, ладно. Никогда промеж них никаких скандалов, никакой ругани. И Максимка ухоженный был, воспитанный. Я ведь тебе как скажу: если дома между родителями разлад, то по ребенку это всегда видно. А Максим хорошим мальчишкой был. Только им всю жизнь порушила эта перестройка. Как начались новые времена, Генка упал сильно.

– Разбился?

– Да не так упал. Он в сознании своем упал. Стройки тогда все остановились, работы не было. Ни заработать, ни подработать – а семью-то кормить надо? И Антонине зарплату задерживать стали. А жить и каждую копеечку считать, к этому привычка нужна. От хорошей жизни, да в бедность, это не каждый перенесет. Вот и у них начались свары, скандалы. Генка пить стал, Максимка с какой-то шпаной связался. Ты молодая, не помнишь, а в то время много семей вот так, порушилось.

Я сочувственно покивала. Те, совсем недалекие времена, я действительно не слишком хорошо помню, но подобных историй слышала достаточно.

– В общем, разошлись они. Мы думали – все, пропадет Генка, сопьется. А нет, по-другому вышло. Новые русские появились, строиться начали, у него работа пошла. Генка-то ведь, хоть и шалапут, а руки у него золотые были! А раз работа, значит, и денежка опять завелась. Он сюда, к Максиму, уже не пешком приходил, а на автомобиле. Сначала на одном, потом на другом. За два года три машины сменил, разбогател, одним словом. А потом, он нам сам рассказывал, сделали они с приятелем свою фирму, по ремонтам, людей наняли, хозяевами стали. Приятель, тот больше по деньгам, да по бумагам, а Генка, он за работой присматривал, чтобы качество было. Хвалился, что очередь к ним стоит, что деньги гребут… А потом снова пить начал. Ну и не выдержал. Не то сердце у него отказало, не то печень, я уж точно тебе не скажу. А только помер он. И знаешь, Антонина после развода слышать о нем не хотела, а как Генка помер, и она в полгода сгорела. Рак у нее какой-то открылся. А мы с бабами так думаем, что любила она его, шалапута. Вот и не пережила.

– Грустная история.

– Да уж чего веселого.

– Значит, Максим один остался? Или, может у него другие родственники есть? Вы не знаете?