И вот это произошло. Денни с протяжным вздохом отстранился от меня. Подняв свою сумку с места, куда он бросил ее, перед тем как пожать руку Келлану, он на прощание поцеловал меня в лоб. Я вцепилась в его руку и держала ее до роковой секунды. Когда контакт прервался, я почувствовала, как нечто покинуло меня. Нечто теплое и надежное, некогда означавшее для меня все. Денни не отрывал взгляда от моих глаз, полных слез, пока не скрылся за поворотом, и я поняла, что эти теплые карие глаза и очаровательная дурацкая улыбка отныне потеряны для меня навсегда.
Тело отказало мне, и меня повело. Ноги налились свинцом, поджилки дрогнули, в голове образовался темный туман. Я рухнула на колени с силой, от которой наверняка содрогнулись привинченные сиденья передо мной, и теплые руки подхватили меня в тот самый миг, когда больная голова приготовилась врезаться в спинку одного из них.
Первым я опознала запах – изысканный аромат кожи, земли и человека по имени Келлан Кайл. Я не знала, откуда он взялся, и пока не воспринимала его затуманенным зрением, однако чувствовала и узнавала его по рукам, державшим меня.
Он осторожно уложил мою голову себе на колени, пристроившись рядом на полу. Одной рукой он гладил меня по спине, другой – ощупывал мое лицо, дабы убедиться, что со мной все в порядке.
– Кира?
Голос все еще доносился издалека, хотя я понимала, что он сидит вплотную ко мне.
Картинка начала проясняться, и в фокусе оказались его выцветшие джинсы. Я с трудом подняла голову и попыталась уразуметь происходящее. Взгляд Келлана смягчился, пальцы любовно прошлись по моему лицу. Похоже, я грохнулась в обморок, а он следил за мной – он всегда следил за мной – и спас от новой боли. Затем я вспомнила о нашей отчужденности и моей неимоверной скорби при виде того, как уходил Денни. Резко сев, я бросилась в объятия к Келлану, раздвинув ему колени, повиснув на шее и мечтая, чтобы это длилось вечно. Он напрягся и содрогнулся, как будто я сделала ему больно, но в итоге свел руки у меня на спине и крепко прижал к себе, осторожно покачиваясь вместе со мной на полу и бормоча, что все будет в порядке.
Рев самолетных двигателей вернул наше внимание к тому, что болезненно волновало нас в первую очередь, и, обернувшись к окну, мы увидели огромный лайнер, выруливавший к взлетной полосе. Мы наблюдали за ним молча. По моему лицу струились слезы, а с губ срывались тихие всхлипы. Келлан продолжал гладить меня по спине и прислонился ко мне головой, время от времени касаясь губами волос. Я вцепилась в него, и, когда самолет скрылся из поля зрения, уронила голову на плечо Келлану и безудержно разрыдалась.
Он позволял мне держаться за себя, пока моя боль если не унялась, то хотя бы ослабела. Когда я начала икать и пытаться отдышаться, он бережно, но твердо убрал меня со своих колен. Я попробовала упереться, совсем уже возмутительно цепляясь за его одежду, но Келлан настойчиво избавился от меня и встал.
На лице его была написана решимость. Мне пришлось опустить глаза и уставиться в пол. Я ненадолго вообразила, будто мы воссоединились в скорби, но, вероятно, ошиблась. Выражение лица Келлана было отнюдь не восторженным от перспективы моего возвращения. Казалось, он собирался попрощаться вторично. Мне не хотелось этого слышать.
Я пялилась на свои колени, когда его рука осторожно коснулась моей макушки, и я неуверенно взглянула в поразительно безупречное израненное лицо Келлана. На его губах играла мягкая улыбка, а глаза чуть потеплели, хоть и остались печальными.
– Машину вести сможешь? – спросил он негромко.
Горе едва не захлестнуло меня вновь при мысли, что мне придется ехать домой одной и сидеть в пустой квартире. Я хотела ответить ему, что нет, он нужен мне, что я должна остаться с ним и нам необходимо отыскать тропинку, которая соединит нас вновь и уведет от моей ошибки. Но я не смогла. Кивнув утвердительно, я приготовилась к тому, чего боялась всегда, – одиночеству.
Келлан кивнул и протянул мне руку. Я крепко схватила ее, напитываясь его теплом, и он помог мне подняться. Моя ладонь легла ему на грудь, ощутив повязку, и Келлан поморщился от боли. Я не тронула ребра, рука покоилась на грудных мышцах, и его страдание было непонятно. Возможно, травмы оказались серьезнее, чем я думала. А может быть, ему просто не понравилось мое прикосновение.
Келлан отвел мою руку, но удержал пальцы. Мы стояли лицом друг к другу – близко и в то же время неизмеримо далеко.
Я выбрала его, а потом бросила. Простит ли он это когда-нибудь?
– Прости меня, Келлан, я ошиблась.
Объяснять я не стала. Не смогла, так как горло мое сомкнулось и говорить дальше было невозможно.