Легкомыслие

– Еще бы. Вы даже не представляете насколько. Будто стоишь за занавесом, как за занавеской, пока кто-то занимается сексом на сцене с твоей мечтой.

После этих слов глаза Саши ушли от моих. Она впала в задумчивость. Герман понял, куда уносили Сашу мысли. «Слово «театр» было решающим». Саша вспомнила свою обитель.

Театр был старинный, с родословной, с династиями артистов, скрещенных по всем законам жанра, так чтобы ни один отпрыск не пропал даром, ни одно зернышко не упало мимо сцены и дало какие-«никакие» плоды. Природа отдыхала на декорациях, зрители на креслах. Дух прошлого поселился в его драматических стенах. Это было видно по фотографиям великих лицедеев, провожавших зрителей в фас и в профиль, пока те шли от вешалки к залу. Великие смотрели свысока на очередь к искусству. Актеры подмигивали всякой сипатичной девушке и улыбались дамам, актрисы кормили томленым молоком своих белков и декальте узнававших их мужчин. На женщинах актрисы не задерживались, отпускали, хотя те подолгу не хотели отходить. Так и не сумев понять, чем они смогли купить мир, они со вздохом выказывали свое восхищение и тихо передвигались дальше, предаваясь закулисному шепоту, который надо было накопить, прежде чем закричать «браво» на поклоны актеров. Все были одеты в трепет. Скидывая с себя зимы и осени и сдавая их в гардероб, на самом деле зрители так или иначе облачались в невидимые наряды придворных дам и кавалеров и чувствовали себя в них непривычно, не дома.

Театр невольно подтягивал их на новый уровень отношений. Кричать здесь позволялось только артистам на сцене. В остальное время они, словно зрители, тоже шептались, перелистывая интрижки и сплетни.

Три звонка, занавес, действие. Действие на сцене будило бездействие зрительских чувств. «Не спите – замерзнете».

В антракте все продолжали шептаться, уже увереннее и громче, как едва разлитое шампанское, что уже холодило их ладошки. Великие продолжали рассматривать публику, но уже без особого интереса. Хотелось новых ролей. Чтобы охлажденные ладошки зрителей вдруг вспотели и начали летать в воздухе, врезаясь друг в друга аплодисментами в финале пьесы.

Психо 9,45

Разговор уводил с кухни в спальню и обратно, из спальни в зал, в зрительный зал, на сцену, оттуда в гримерку, снова в зал, в прихожую и на улицу, в театр, к огням, к людям, к творческой суете.

– Разве творчеству нужен спрос?

– А вы захотите играть без публики?

– Это грустно.

– Как театр – это договор между актером и зрителем, так же и роман – договор между писателем и читателем. Одним или несколькими. Чем лучше он составлен, тем больших читателей он устроит, тем веселее издателю. Я замолчал, хотя в душе уже стояли в правильном порядке слова. Писатель открывает источник в душе читателя: чем глубже скважина, тем чище вода, все хотят пить чистую воду, все хотят воду артезианскую, все жаждут ощутить ее на языке. Язык как физика, как математика и двигает жизнь вперед. Его проблема в том, что он болтлив, он постоянно тасует слова, словно искусный шулер, ты не знаешь, в какой момент он тебя подведет, обманет. Как бы красиво он ни говорил, его главная задача – запутать.

– А как же быть с Давидом? – вмешалась в порядок слов Саша.

– Жена его простит, по сценарию.

– Я имею в виду мне.

– Это уже мои проблемы. Я Давиду шепну за Викторию словечко.

– Забавно. Тогда еще один вопрос: если жена – это Хуана, то кого же олицетворяет бык?

– Бык – это прототип свободы.

В мыслях не было стройности, она особо была и не нужна. Текли себе медленно лишь бы реки, а не канализация, лишь бы впадали в море, а не на очистные сооружения. Вот появились на поверхности теплые руки жены, которые гладили что угодно, только не меня. Чего не хватило нашему браку? Ласки, – сказал бы я. Мужества – она. После развода мы зашли с ней выпить кофе:

– Что у меня теперь есть, кроме моей свободы и нашего ребенка? Чашка кофе и два высших, мужчина растворился в них, как сахар. «Да, наличие двух высших отнимает высшие силы», – подумал я, она продолжала: – Сладость осталась только на губах, вспоминай и наслаждайся. Бывшая жена помешала ложкой кофе и представила, как он тонет в круговороте, который она создала. Я прямо почувствовал, что начинаю тонуть. Я знал железное правило: если ты попал в воронку, набери воздуха, нырни как можно глубже и оттолкнись от дна. Заказал себе вина, нащупал дно. Скоро вышел сухим из сухого.

«Почему она меня не спрашивает о моей жене, неужели ей до сих пор неинтересно? Спросила бы: вы изменяли своей жене?» О своей бывшей Герман думал немного. Чем теперь занимается она: скорее всего мониторит жизни своих бывших. Просто так, от нечего делать, от нечего делать с настоящим.

Конечно, ей хотелось большой любви, но чаще попадалась мелочь. Она снимала ее с крючка и бросала обратно в море людей – пусть растет, пусть мужает.

Психо 10

– Вы ей изменяли?

– Допустим.

– Зачем?

– Скорее всего, я ее разлюбил.

– А может, она вас?

– Может. Иначе бы не мстила. Скоро жена заплатила мне той же валютой.

– А любовницу любили?