ЛЕГО

Картузов, как коротко представился врач, лишь после вопроса об имени-отчестве назвавшийся Егором Фомичом, очень не понравился Антонине Аркадьевне своей невоспитанностью. Моя в тазике крепкие, хищно быстрые руки, он тихо насвистывал, будто был в комнате один. Спрошенный, не утомился ли он дорогой, лишь дернул подбородком, как если бы отгонял муху. Вместо ответа сказал: «Мой загородный визит стоит семь рублей плюс извозчик. Вас предупредили?».

Весь он был какой-то налитой, будто накаченная до предела велосипедная шина, загорелый и обветренный до картофельного оттенка, и пахло от него не так, как пахнет от докторов, не лекарствами, а ветром и полынью.

Перед осмотром Картузов нацепил на нос стальные очки и только теперь сделался хоть немного похож на врача. Больного он щупал, простукивал, прослушивал бесцеремонно, словно имел дело с неживым предметом. Отрывисто давал приказания: «Спиной… Дышать… Не дышать… Левую руку вверх… Покашлять…».

Видя, что муж еле сдерживается, Антонина Аркадьевна нервничала.

В конце концов Климентьев, даже голым по пояс сохранявший надменность, язвительно спросил:

— А позвольте узнать, вы называете себя не «Георгием», а «Егором» из принципиальных соображений? Обозначаете близость к народу?

— Как в детстве звали, так и зовусь, — рассеянно ответил Картузов, зачем-то разглядывая синеватые ногти больного. — Мой батя был лавочник, до двадцати лет состоял в крепостном звании… Горловые кровотечения уже начались?

— Нет-нет, упаси боже, — быстро сказала Антонина Аркадьевна, чтобы муж не отпустил еще какую-нибудь колкость. — Есть кровохарканье, но Архип Семенович говорил, что оно должно прекратиться.

— Какое там прекратиться. — Неприятный человек хмыкнул. — Вы вот что, милостивый государь. Если хлынет кровь, перво-наперво, не паникуйте. У некоторых мнительных больных от испуга случается сердечный припадок, а этого нам с вами не надобно. Делать нужно вот что…

Он обернулся к Антонине Аркадьевне, но Климентьев напряженным, тонким голосом воскликнул:

— Как вы смеете, черт бы вас побрал! Я вам что, гимназистка? Забирайте свой саквояж и немедленно, вы слышите, немедленно…

Дальше произошло страшное. Слово «немедленно» перешло в бульканье, у Климентьева выпучились глаза, а потом и губы, меж которых ручьем хлынула темная кровь и полилась по подбородку.

Антонина Аркадьевна пронзительно вскрикнула.

— А вот и оно. Очень кстати, что я здесь, — спокойно произнес Картузов, снимая и пряча очки. — Перестаньте кричать. А вы, сударыня, делайте что говорю.

С этими словами он крепко взял за локоть больного, который тщетно закрывал рот ладонью — меж пальцами всё текла кровь, и потащил к дивану.

— Сесть. Полуоткинуться на спинку. Сесть, я сказал! Не ложиться! Эй, вы! — Полуобернулся к Антонине Аркадьевне. — Рукомойный тазик. Растворите в кувшине с водой две столовые ложки соли и принесите.

Она заметалась по комнате, не зная, какое указание выполнить раньше, и Картузов показал пальцем на тазик.

Минуту спустя Климентьев то глотал из кувшина, то выплевывал воду. Сначала почти красная, постепенно она становилась светлее. Антонина Аркадьевна трясущимися руками разогревала самовар — ей было велено приготовить грелку.

— Приступы кровотечения будут случаться всякий раз, когда туберкулезный процесс разрушает более или менее крупный кровеносный сосуд, — говорил доктор деловито и буднично, от чего Антонине Аркадьевне стало немного спокойней. — Это на данной стадии нормально. Держите наготове кувшин с подсоленной водой — на подоконнике, где нагревает солнце. Самовар всегда должен быть на парах, грелка рядом. После того как извергнутая кровь выйдет, можно лечь. И попить микстуру, которую я выпишу.

— Сколько? — спросил Климентьев едва слышным голосом, боясь, что снова хлынет кровь. — Сколько времени мне осталось?

— А это в значительной степени будет зависеть от вашего поведения и настроения. Не валяйте дурака — не утомляйте себя физическими нагрузками и самозапугиванием, тогда еще поживете. Так. Теперь на спину. Подушек сюда, побольше! Грелку — в ноги, — приказал он Антонине Аркадьевне. — Сейчас я накапаю лауданума, пусть час-другой поспит.

— Умоляю, не уезжайте, побудьте еще, — прошептала Антонина Аркадьевна, когда муж, выпив лекарство, почти сразу заснул, скорбно смежив веки и сделавшись похож на мертвеца, отчего ей стало страшно.

— В сущности ничего интересного уже произойти не должно, — пожал плечами Картузов, но посмотрел на ее жалко моргающие глаза и вздохнул. — Ладно. Однако извозчик столько ждать не будет, придется его отпустить. Как я потом вернусь в город?

— Я найду, я договорюсь, — обрадовалась она. — И вам заплачу за ваше время. Вдвое!

Картузов сдвинул густые брови, и на лбу образовалась складка.

— Я вам не прислуга. У меня тариф. Заплатите, сколько было сказано: семь рублей плюс рубль извозчику, который меня привез. Если хотите, можете дополнительно сделать пожертвование в кассу помощи ссыльным.

— Каким ссыльным? — спросила Антонина Аркадьевна, и он посмотрел на нее, как смотрят на слабоумных.