ЛЕГО

«Уж десять лет с тех пор прошло, и много переменилось в жизни для меня», — шептала Фелиция пушкинские строки, идя через пригородный осенний лесок угрюмым ранним утром. Ее спустили с зависшего над тучами космолета по трубообразному сигналоотражающему трапу. Скольжение с высоты в пятнадцать километров заняло больше времени, чем межпланетное путешествие. Если двигаться линейно, по прямой, из точки А в точку В, Кротон находится на расстоянии почти в сто световых лет от Земли, но материальная Вселенная похожа на сильно скомканный листок бумаги, и если не ползти по ее поверхности, а прокалывать дырки, то отдаленная точка может оказаться рядом. Фелиция едва успела изучить свою «легенду» и просмотреть перечень новаций, произошедших на Земле и в стране за восемь дней, то бишь десять лет. «Брежнев, «Битлз», «А где мне взять такую песню», «Бриллиантовая рука», «Адъютант его превосходительства»…». Посмотрела на себя в трехмерное зеркало: взбитые вверх волосы — за такую прическу в шестидесятом выгоняли из комсомола, коротенькая юбка, шелестящий плащ из ткани «болонья». Изучила новые деньги, чтобы не путаться в них, не выдать себя. Примерила сменный туалет: удобные брюки синей материи, рубашку-ковбойку.

Волновалась, конечно. Но березняк, где высадилась Фелиция — близ Дубны, места ее «прописки» — был точь-в-точь такой же, как в 1960 году и тысячью годами ранее: белые стволы, желтые листья и запахи подмосковной осени, от которых вдруг стиснулось сердце и стало бессомненно, нерассуждающе ясно, что динь-притяжение к прежней родине, нелепой и дикой, — на всю жизнь, сколько долгих кротоновских лет она ни продлись.

Идя через поле, по растрескавшейся асфальтовой дороге к теснившимся вдали серо-грязным пятиэтажкам, а потом шагая по пропахшим бензином улицам, над которыми нависло — как это она прежде не замечала? — тусклое облако монотонного, убогого, бессмысленного существования, Фелиция содрогалась от мысли, что могла потратить свое время во Вселенной так же, как горбившиеся под моросью люди, которые двигались в одном направлении, — к железнодорожной станции. Был восьмой час. Дубнинцы, работавшие в Москве, шли к электричке.

Но потом, в вагоне, глядя на лица: полусонные, или мрачные, или оживленные какой-то примитивной (по глазам видно) мыслью; наблюдая за девушкой, красящей губы, за бледным мужчиной, жадно тянущим из горлышка пиво, за ругающимися из-за места зычными тетками, Фелиция испытывала острую, болезненную жалость. Сколько еще поколений выкинут свою жизнь на помойку, так и не проснувшись, так и не поняв, какое это великое, захватывающе интересное приключение — жить на свете? Собственно, ученые Института вычислили сколько, с погрешностью в 5 процентов: около одного года. Кротоновского, то есть по-земному четыре с лишним века. Лишь пятнадцатикратный праправнук этой вот девчонки, зачем-то густо намазывающей свои свежие губки липкой жирной дрянью, будет жить нормальной жизнью. И ничего с этим не поделаешь. То есть поделаешь, конечно, Институт работает, и оттуда кажется, что прогресс не такой уж медленный. Но это оттуда, где иное время и иная жизнь, длящаяся столько, сколько захочешь, с гарантированным сохранением атмы. А здесь атмы вспыхивают и гаснут, вспыхивают и гаснут, будто светлячки во мраке.

Что-то такое Фелиция и говорила Свофу, когда пыталась объяснить, почему решила стать кондуктором.

Он сказал (то есть собственно, проэмитировал — на Кротоне коммуницируют через излучение мысли):

— Понятно. У тебя тоже Со-Струг.

Этим термином — буквально он означает «Коррозия [струг] души [со]», в приблизительном переводе «Угрызения совести» — называлась вся многокомпонентная программа спасения человечества, больных братьев, когда-то брошенных в беде анэтичными предками кротонцев. Некоторые из тогдашних эмигрантов, тот же Своф, еще не переместились в «облако», их со-струг был личным, выстраданным.

Глава 5. Эвакуатор

— Со-Струг? — повторила Фелиция, решив, что ослышалась. Крылов не мог знать этого слова!

Держателя второй половинки энергизатора она нашла легко.

Первую — ту, что излучала статичный сигнал, Фелиция добыла в первый же земной день. Доехала до столицы на электричке, локатор привел к старому дому на Сретенке, потом в коридор коммунальной квартиры, к двери, опечатанной полоской бумаги с фиолетовым штампом. В квартире было пусто: дневное время, все на работе. Но когда Фелиция осторожно отклеила печать и стала открывать дверь универсальным ключом, с помощью которого проникла и в коммуналку, вдруг вошла старуха с авоськой, перепугалась. «Спокойно, гражданка, я из органов», — сказала ей Фелиция и вынула из кармана удостоверение, заготовленное институтским отделом техобеспечения. Последние полтора месяца все кондукторы, командированные в СССР, бывшую Российскую империю, обязательно снабжались этим магическим мандатом, очень удобным.