Лейденская красавица

- Что это? - воскликнула Лизбета. - Жуан де Монтальво и его сын Адриан здесь… в этой комнате… - Она прервала начатую фразу и обратилась к Фою: - Расскажи мне все по порядку!

В общих словах Фой сообщил ей все, что было необходимо, и закончил свой рассказ словами:

- Матушка, сжалься над Адрианом! С самого начала у него не было злого умысла; он спас всех нас и сам теперь умирает: его заколол этот человек.

- Приподнимите его, - приказала Лизбета.

Ее приказание исполнили, и Адриан, не произнесший ни слова с той минуты, как нож пронзил его, проговорил едва слышным голосом:

- Матушка, возьми свои слова обратно и прости меня… перед смертью…

Заледеневшее от горя сердце Лизбеты оттаяло; она наклонилась к сыну и сказала так, чтобы все могли слышать:

- Приветствую тебя в родном доме, Адриан. Ты прежде заблуждался, но ты загладил свою вину, и я горжусь, что могу назвать тебя своим сыном. Хотя ты и отрекся от веры, в которой родился, я призываю на тебя благословение Господне. Да наградит тебя Бог, мой дорогой Адриан.

Она поцеловала холодеющие губы Адриана, Фой и Эльза также поцеловали его на прощанье, прежде чем его, счастливо улыбающегося, отнесли в комнату, его собственную комнату, где через несколько часов смерть положила конец его страданиям.

Когда Адриана унесли, на несколько минут водворилась полная тишина. Затем, не ожидая ничьего приказания, по собственному соображению, Мартин начал подвигаться по длинной комнате, вполовину неся, вполовину волоча своего пленника Рамиро. Гигант-фрис казался какой-то огромной двигательной машиной, которую ничто не могло остановить. Пленник упирался каблуками и откидывался назад, но Мартин как бы даже не замечал его сопротивления. Он продолжал идти, пока не остановился против дубового кресла перед сидевшей в нем седой женщиной с холодным лицом, освещенным светом двух свечей. Она взглянула и содрогнулась, потом спросила:

- Мартин, зачем ты привел сюда этого человека?

- На суд ваш, Лизбета ван-Гоорль, - отвечал он.

- Кто поставил меня судьей над ним?

- Мой хозяин, Дирк ван-Гоорль, ваш сын Адриан и Гендрик Брант. Их кровь делает вас судьей над ним.

- Я не стану судить его, пусть его судит народ.

В эту минуту со двора донесся гул голосов.

- Хорошо, пусть его судит народ, - согласился Мартин, направляясь к балкону, как вдруг отчаянным усилием Рамиро вырвался из его рук и, бросившись к ногам Лизбеты, припал к ним.

- Что вам надо? - спросила она, отодвигая кресло так, чтобы Рамиро не касался ее.

- Пощади! - задыхаясь, молил он.

- Пощадить? Смотрите, дочь и сын, этот человек просит пощады, которой сам никому не давал. Молите о пощаде Бога и народ, Жуан де Монтальво!

- Пощади, пощади! - твердил он.

- Девять месяцев тому назад я так же молила именем Христа пощадить ни в чем не повинного человека, и что вы отвечали мне, Жуан де Монтальво?

- Вы были моей женой, - старался он умилостивить ее, - неужели это не имеет для вас значения как для женщины?

- Вы были моим мужем, имело ли это значение для вас как для мужчины? Вот мое последнее слово. Отведи его, Мартин, к тем, кто имеет дело с убийцами.

Монтальво взглянул на Лизбету таким взглядом, который она два или три раза видела прежде: один раз - когда он проиграл на бегах, в другой раз - когда Лизбета молила его за жизнь мужа. Перед ней было не человеческое лицо: оно носило выражение, какое могло быть только у зверя или дьявола. Глаза его остановились, седые усы поднялись кверху, скулы выступили углом.

- Ночь за ночью мы проводили в одной комнате, и я мог бы убить вас, но я пощадил вас, - поспешно говорил Монтальво.

- Меня пощадил Господь, Жуан де Монтальво, ради того, чтобы мы дожили до этого часа, пусть Он пощадит вас и теперь, если на то будет Его воля. Я не судья вам. Он судит и народ.

Лизбета при этих словах встала.

- Стойте! - закричал он, скрежеща зубами.

- Нет, я иду принять последний вздох того, кого вы убили: моего и вашего сына.

Он встал на колени, и его глаза в последний раз встретились с глазами Лизбеты.

- Помните вы, - сказала Лизбета спокойным голосом, - те слова, которые я сказала вам много лет тому назад, в тот день, когда вы купили меня ценой жизни Дирка? Я думаю, что эти слова исходили не от меня…

Она прошла мимо него в широко открытую дверь.

Красный Мартин стоял на балконе, крепко держа Рамиро. Внизу кишела густая толпа, наступила полная темнота, и только кое-где пылали факелы или теплился фонарь, освещая бледные лица, так как лунный свет, ярко падавший на Мартина, едва достигал улиц. Все увидали, как высокий, худой, длинноволосый фрис вышел со своей ношей на балкон, и раздался такой крик, что сотряслись даже крыши Лейдена. Мартин протянул руку, и водворилось глубокое молчание.

- Граждане Лейдена, - заговорил фрис громким басом, раскатившимся по всей улице, - я имею сказать вам несколько слов. Знаете вы этого человека?

Снизу раздалось громкое: «Да!»