– Да, ваше сиятельство. А не приходило вам в голову, на что будет похоже мое лицо, если я ради вашей забавы всуну свою голову в осиное гнездо? Знаете ли, что ждет меня, если я стану подглядывать за лейденскими еретиками? Они убьют меня. Их много, и все люди решительные: пока их не трогаешь, они тебя тоже не тронут, но только коснись их, и прощай. Мне хорошо известны законы о Церкви и императоре, но император не может сжечь целый народ, и как я ни ненавижу их, все же я должна сказать… – она вскочила и продолжала страстным, убежденным голосом, – что в конце концов и законам, и монахам придется уступить. Да, эти голландцы перебьют всех священников и перережут вас, испанцев. Тех же, которые останутся в живых, вытолкают в шею. Они станут плевать при воспоминании о вас и будут служить Богу по-своему. Они сделаются гордым, свободным народом, а вы, как собаки, станете глодать кости, оставшиеся от вашего прежнего величия: вас загонят в вашу конуру и вы – околеете в ней!.. Вот что я скажу вам, – закончила Мег изменившимся голосом, опускаясь на стул. – Я слышала, как Марта-Кобыла, этот дьявол, говорила так на катке, и мне кажется, что ее слова сбудутся, вот почему я так запомнила их.
– Кажется, действительно, госпожа Кобыла более интересная особа, чем я думал, и если она говорит такие речи, то следовало бы утопить ее. А пока оставим пророчества: пусть наши потомки выпутываются как хотят, мы же приступим к делу. Сколько тебе надо за показания, которых было бы достаточно, чтобы уличить ван Гоорля?
– Пятьсот флоринов, ни одним стивером[16] меньше, ваше сиятельство, и не тратьте время попусту, торгуясь со мной. Вам нужны веские улики, улики, которые могли бы удовлетворить Совет или того, кому будет поручено рассмотрение дела. А это значит, что надо доставить двух надежных свидетелей. Говорю вам, дело нелегкое подобраться к этим еретикам. Для честною человека, который возьмется за это дело, в нем много опасного: еретики – народ отчаянный, и если они заметят, что за ними кто-то подсматривает, когда они справляют свою дьявольскую службу, то не задумаются убить этого человека.
– Все это я знаю, тетушка. Чего ты разглагольствуешь! Ведь для тебя это дело привычное. Вот тебе сказ: получишь деньги, когда добудешь улики. А теперь, если мы с тобой будем оставаться здесь долго, пойдут толки… Кто тут спрячется от сплетников? Так прощай же, тетушка, спокойной ночи!
Он повернулся, собираясь выйти из комнаты.
– Нет, ваше сиятельство, как же так, без задатка, – закаркала она с негодованием. – Я не могу работать только за ваше слово.
– Сколько? – спросил он.
– Сто флоринов чистоганом.
Несколько минут они ожесточенно торговались, близко нагнувшись друг к другу в полосе лунных лучей, и лица их имели такое отвратительное выражение, так ясно был написан на них злодейский замысел, что при этом слабом свете их можно было принять за выходцев из преисподней, торгующихся из-за человеческой души. Наконец они сошлись на пятидесяти флоринах и, получив задаток на руки, Черная Мег удалилась.
– Всего шестьдесят семь, – ворчала Мег, выходя на улицу. – Нечего было требовать больше, ведь у него нет денег, он беден, как Лазарь[17], а жить желает богачом. К тому же, как говорили в Гааге, еще играет. Да и в прошлом его не все чисто, я кое-что слыхала про это. Надо разнюхать, быть может, удастся узнать кое-что из пачки бумаг, которую я стянула из его письменного стола, пока дожидалась, – она ощупала, действительно ли бумага у нее за пазухой, – хотя очень может оказаться, что это только неоплаченные счета. Ну, мой любезный капитан, прежде чем ты развяжешься с Черной Мег, она покажет тебе, как платят горячей ванной за холодную.
Глава V. Сон Дирка
На следующий день после свидания Монтальво с Черной Мег Дирк получил послание, принесенное денщиком, с напоминанием об обещании пообедать с графом в этот вечер. Дирк не помнил, чтобы он давал подобное обещание, но вспомнив со стыдом, что многое из случившегося за ужином весьма неясно у нею в памяти, он решил, что и обещание относится к числу этих вещей.
И таким образом Дирку, против воли, пришлось отвечать, что в условленный час он будет у графа.
Это было уже третье, что раздосадовало Дирка в тот день. Во-первых, он встретил Питера ван де Верфа, который сообщил ему, что весь Лейден толкует о Лизбете и капитане Монтальво, который, говорят, ей очень нравится. Потом, когда Дирк отправился к Лизбете ван Хаут, ему сказали, что она поехала кататься в санях с теткой, чему он не поверил, так как наступила оттепель и испортила дорогу. Он мог бы еще усомниться в своем предположении, если бы, переходя через дорогу, не увидал красивого лица тетушки Клары, выглядывавшего из-за гардин верхнего этажа. Он так и сказал Грете, отворившей ему дверь.
– Очень жаль, если менееру чудятся вещи, которых нет, – невозмутимо заявила служанка. – Я уже сказала менееру, что барышня и тетушка уехали кататься.
– Знаю, Грета, только что им за охота кататься в такую слякоть?