– Пусть же это случится позднее, когда мы будем готовы отразить нападение. Не упрекайте меня, мне тяжелы были бы ваши упреки, так как я день и ночь работаю, готовя все к роковому часу. Я люблю вашего мужа и сына, сердце мое обливается кровью при виде вашего горя и постигшей их ужасной судьбы, но пока я не могу сделать ничего… ничего. Вы должны нести свой крест так же, как они свой, а я свой. Мы все должны идти во мраке, пока Господь не прикажет заняться заре, – заре свободы и возмездия.
Лизбета не ответила. Она встала и вышла из дома, не чувствуя под ногами земли, а ван де Верф, опустившись на стул, горько плакал и молился о ниспослании помощи и света.
Глава XXII. Встреча и разлука
Лизбета не сомкнула глаз в эту ночь. Если бы даже горе позволило ей уснуть, то не позволило бы этого ее состояние. Она вся горела, в висках у нее стучало. Сначала она мало обращала на это внимание, но при первом свете холодного осеннего утра подошла к зеркалу и стала рассматривать себя. На шее у нее оказалась опухоль величиной с орех. Лизбета догадалась, что заразилась чумой от фроу Янсен, и засмеялась коротким, сухим смехом. Ей казалось, что раз все любимые ею обречены на смерть, то лучше всего умереть и самой. Эльза еще не вставала, обессиленная горем, и Лизбета, запершись у себя в комнате, не впускала к себе никого, кроме одной женщины, выздоровевшей некоторое время назад от чумы, но и ей она не сказала ничего о своей болезни.
Около одиннадцати часов утра женщина вбежала к ней в комнату, крича:
– Они убежали!.. Убежали!..
– Кто? – в напряженном ожидании спросила Лизбета, вскочив со стула.
– Ваш сын Фой и Красный Мартин.
Она рассказала, как голый великан с обнаженным мечом в руке и Фоем на спине выбежал с ревом из тюрьмы и под защитой толпы, пробежав через город, направился к Харлемскому озеру.
Глаза Лизбеты засветились гордостью при этом известии.
– Верный, преданный слуга, ты спас моего сына, но мужа тебе не спасти, – проговорила она.
Прошел еще час, и служанка вошла снова, неся письмо.
– Кто принес его? – спросила Лизбета.
– Солдат-испанец.
Лизбета разрезала шелковый шнурок и прочла письмо. Оно было без подписи, и в нем значилось:
Лизбета подумала с минуту. Может быть, это западня, даже очень вероятно, что это ловушка, чтобы захватить и ее. Но не все ли ей равно? Она предпочитала умереть с мужем, чем жить без него, и, кроме того, зачем ей избегать смерти, когда чума уже у нее в крови? Но было еще что-то, что пугало ее больше смерти. Она догадывалась, кто написал это письмо. После многих лет она узнала почерк, несмотря на видимое стремление изменить его. Хватит ли у нее сил встретиться с ним? Надо найти эти силы… ради Дирка!
Если она откажется и Дирк умрет, не будет ли она упрекать себя, если останется сама в живых, что не сделала всего, что было в ее власти?
– Дай мне плащ и вуаль, – приказала она служанке, – и скажи солдату, что я иду.
У дверей ее встретил солдат, почтительно отдавший ей честь, говоря:
– Мейнфроу, следуйте за мной, но на некотором расстоянии.
Солдат провел Лизбету переулками к заднему входу тюрьмы, двери которой таинственно отворились перед ними и снова затворились, причем Лизбета невольно спросила себя, придется ли ей когда-нибудь снова переступить порог этой калитки. Во дворе ее встретил другой человек – она не обратила внимания на него – и, сказав ей: «Пожалуйста, сударыня», – провел по мрачным коридорам в маленькую комнату, где стояли стол и два стула. Дверь отворилась, и Лизбета почувствовала, как у нее внутри что-то оборвалось и заныло, будто она выпила яд. Перед ней стоял совершенно такой же, как прежде, хотя отмеченный временем и жизненными невзгодами человек, бывший некогда ее мужем, – Хуан де Монтальво. Однако Лизбета сдержала свое чувство, и лицо ее осталось бледным и неподвижно-суровым. Даже не взглянув на него, она уже знала, что он боится ее больше, чем она его.