Лейденская красавица

– Это правилами не допускается, – отвечал Монтальво, – но если я буду убежден, что при вас нет оружия, то я сделаю исключение.

Написав приговор и засыпав песком из песочницы (Монтальво во всем любил аккуратность), он сам, с соблюдением всевозможной вежливости, проводил Лизбету в тюрьму к ее мужу и, впустив ее туда, обратился к Дирку мягким тоном:

– Друг ван Гоорль, привожу вам гостью, – запер дверь и сам остался ожидать за дверью.

Монтальво, потеряв терпение, отпер дверь

Не станем описывать то, что произошло в тюрьме. Сообщила ли Лизбета мужу о своем ужасном, но вместе с тем спасительном намерении, рассказала ли ему о предательстве Адриана, о чем они говорили между собой на прощание и как молились вместе в последний раз, – все это обойдем молчанием, предоставив читателю дополнить все подробности своим воображением.

Монтальво, потеряв терпение, отпер дверь и увидел, что Лизбета и ее муж стоят рядом посреди комнаты на коленях, подобно изваяниям на каком-нибудь древнем мраморном памятнике. Услышав шум, они поднялись. Дирк обнял жену последним долгим объятием и затем, выпустив ее, положил одну руку ей на голову, благословляя ее, а другой указал на дверь. Так невыразимо трогательно было это немое прощание, что не только насмешка, но даже вопрос замер на губах Монтальво. Он не мог выговорить ни слова здесь.

– Пойдемте, – проговорил он наконец. И Лизбета вышла.

В дверях она обернулась и увидела, что муж ее все еще стоит посреди комнаты и из глаз его катятся слезы, но на лице сияет неземная улыбка, а одна рука поднята к небу. В таком положении он стоял, пока она ушла.

Монтальво и Лизбета вернулись в маленькую комнату.

– Я опасаюсь, на основании виденного, – заговорил Монтальво, – что ваши старания не увенчались успехом.

– Да, не увенчались, – отвечала она голосом умирающей. – Тайна сокровища, о которой вы допытываетесь, неизвестна ему, стало быть, он не может открыть ее вам.

– Очень сожалею, что не могу поверить вам, – сказал Монтальво, – стало быть… – Он протянул руку к колокольчику, стоявшему на столе.

– Остановитесь! – вскричала Лизбета. – Остановитесь ради самого себя. Неужели вы действительно решились на это ужасное бесполезное преступление? Подумайте, что, здесь или там, вам придется отвечать за него, подумайте, что я, женщина, обесчещенная вами, выступлю свидетельницей перед престолом Всевышнего против вашей обнаженной, содрогающейся души. Подумайте о том, как этот добрый, никому не сделавший зла человек, которого вы собираетесь убить, будет говорить Христу: «Вот он, мой безжалостный убийца»…

– Молчите! – загремел Монтальво, отскакивая к стене, будто стараясь избежать удара меча. – Молчи, злая колдунья-вещунья. Поздно, говорю тебе, поздно. Руки мои слишком часто обагрялись кровью, на моем сердце слишком много грехов, в уме слишком много воспоминаний. Не все ли равно? Одним преступлением больше… Пойми же, мне нужны деньги, деньги, чтобы иметь возможность доставлять себе наслаждения, чтобы счастливо прожить свои последние годы и умереть спокойно. Довольно я страдал и работал. Я, теперешний нищий, хочу иметь богатство и отдых. Имей ты двадцать мужей, я капля за каплей вытянул бы их жизнь, чтобы добыть золото, которого жажду.

Пока он говорил под впечатлением страсти, прорвавшей оболочку обычной хитрости и сдержанности, его лицо изменилось. Лизбета, зорко наблюдавшая за выражением его лица, поняла, что всякая надежда потеряна. Перед ней было совершенно такое же лицо, как двадцать шесть лет тому назад, когда она сидела рядом с этим человеком во время бега. Точно так же глаза его, казалось, готовы были выкатиться из орбит, те же клыки сверкали из-под приподнятой губы, и над ней усы, теперь седые, поднялись к скулам. Он был как оборотень, имеющий способность при некоторых магических словах и знаках сбрасывать свою человеческую оболочку и превращаться в зверя. Лицо Монтальво превратилось в лицо хищника-волка, но на этот раз на лице волка, которое Лизбете суждено было увидеть снова, был написан страх.

Припадок прошел, и Монтальво опустился на стул, с трудом переводя дыхание. Лизбета же, несмотря на весь свой смертельный страх, содрогнулась при виде этой открывшейся души, преследуемой дьяволом.

– У меня есть еще одна просьба, – сказала она, – раз муж мой должен умереть, разрешите мне умереть вместе с ним. Неужели вы мне откажите в этом, переполнив чашу ваших преступлений и заставив отойти последнего ангела Божьего милосердия?

– Откажу, – отвечал он. – Неужели я буду терпеть присутствие здесь женщины с таким дурным глазом, чтобы на мою голову обрушились все беды, которые вы мне сулите? Говорю вам, что я боюсь вас. Много лет тому назад ради вас я дал Пресвятой Деве обет, что никогда не подниму руки на женщину. Я свято исполнил свою клятву и надеюсь, это зачтется мне. И теперь я исполняю свой обет, иначе и вам, и Эльзе не избежать пыток. Уходите и унесите с собой ваше проклятие, – он схватил колокольчик и позвонил.

В комнату вошел солдат, отдал честь и ждал приказания.