Лейхтвейс

Плечи Неле едва заметно дрогнули. Таубе шагнул вперед, чтобы стать рядом с напарником, однако женщина в маске успела первой, заступив дорогу.

– Вы – Лейхтвейс, – негромко проговорила она, тоже по-немецки. – Жаль, мы не встретились раньше, в воздухе или на земле, все равно. Кто я, вы догадались, но если нужен псевдоним, то – Ведьма.

Руку протянула так, словно впереди была горящая печь.

* * *

– Пугать таких, как вы, бессмысленно. Просто хотим предупредить. Никакого мира нет и быть не может. Если у нас заберут ранцы, все равно встретимся. Хоть на земле, хоть под землей.

Голос того, кто назвался Крабатом, спокоен и тверд. Он не грозил, просто констатировал.

– У меня на то есть и личные причины, но они не главные. Вы, ребята, служите самому большому злу, которое только есть под солнцем. И вы – лучшие. Значит, ваша очередь – первая.

Теперь уже не стояли – сидели, прямо на голом камне, двое против двоих. Гости, достав сигареты, выложили пачки перед собой, словно обозначая невидимую демаркационную линию.

– Политики подписывают разные бумажки, но война все равно идет. Надеюсь, у вас тоже нет иллюзий.

Ответа явно не ждал, но внезапно заговорила Цапля, так же спокойно и бесстрастно.

– Иллюзии есть у вас. Вам кажется, что конфликт в Европе – главное. Но вы забыли об Аргентине, которая того и гляди свалится всем на головы. Сегодня нам подкинули ранцы, завтра мы получим тектонические параболоиды и урановые бомбы. Вы хоть думали, зачем это делается?

Гости переглянулись, словно передавая эстафету.

– Думали, – кивнула Ведьма. – И сделали выводы – вероятно, как и вы. Когда борьба насмерть, союзников не выбирают. Так, кстати, думает и ваш Гитлер. А если вы намекаете на войну миров, то шансов у Земли нет никаких, по крайней мере, на поле боя. Даже если мы все, вопреки очевидному, объединимся. Так и передайте вашим «фюрерам».

Лейхтвейс и без этих слов сразу понял: эти двое давно уже все для себя решили. Может, встреча для того и нужна, чтобы ни у кого не оставалось сомнений. Война уже идет, ее ничем не остановишь. Крабат и Ведьма – тоже лучшие. Они не наемники, их ненависть выстрадана, она – из самого сердца. Как у Ночного Орла.

…Вероника Оршич. Подполье. «Германское сопротивление» и «Ковбои». Марек Шадов, он же Вальтер Хуппенкотен, он же Крабат, он же Номер 415, заместитель Жозе Кинтанильи.

А если цепочку сократить? Вероника Оршич – и…

– Вы тут планету помянули, – проговорил он, глядя поверх голов. – Только нет такой планеты, астероид имеется, каменюка небесная среднего размера. Но это вы наверняка и без меня знаете. А в нашей курсантской группе песня была – переделка танго «Аргентина», мы ее под гитару исполняли. Вспомнил я, потому что в ней как раз про таких, как мы, крылатых.

Петь не стал, ибо Шаляпина в родне не имел и при посторонних стеснялся. Просто прочитал, как стихи на уроке литературы.

Южный ветер
рассвет приносит.
Ждем команды –
и улетаем.
Наше танго –
под небесами.
Ты ведущий,
а я ведомый.

Про гитару и насчет «мы» – солгал. Не исполняли и слышали всего один раз – от инструктора. Оршич тоже не пела, прочитала вслух, как он сейчас. А пели ее не крылатые курсанты, а пилоты легендарной Первой эскадрильи «Врил». Про эскадрилью Лейхтвейс узнал уже после и то совершенно случайно.

Мы станцуем
за облаками,
Ты вернешься,
а я останусь…

Хоть и смотрел он вверх, на плывущие от горизонта перистые облака, но сразу понял: гости песню знают. Виду не подали, да и не поймешь, что там у них, под масками, однако слишком уж каменно молчал Крабат, как будто собственный некролог ему читали. Ведьма, напротив, чуть наклонила голову, словно беря в прицел.

В небе чистом
найду себе покой.
Ах, где найти покой?

Улыбнулся, инструктора вспомнив (пусть видят!) и кивнул, подбородком в зенит целя.

– У меня для войны нет личных причин. Но если что, там и станцуем. А кто вернется, небо рассудит.

* * *

Обратный путь лежал на северо-восток, к окраине маленького городка Оффенбург, где на полевом аэродроме их ожидала трудолюбивая «Тетушка Ю». Был ясный день, поэтому сразу же поднялись повыше, за два километра, дабы добрых немецких Михелей не смущать. Летели по-прежнему парой, плечом к плечу, но разговора никто не заводил. Только уже на подлете, перед тем как уйти вниз по пологой дуге, Цапля подняла левую руку.

Остановились и зависли – мухами в синем янтаре.

– Что писать в отчете, я знаю, – чуть подумав, заговорила девушка. – Только давай уточним. Песню пели в вашей учебной группе. Она редкая, но Крабат и Ведьма…

Дернула носом, поправилась:

– Марек Шадов и Анна Фогель ее знают. Ты хотел это проверить? Думаешь, в группе была утечка?

Лейхтвейс порадовался, что на нем очки толстого стекла.

– Эту песню по радио не передают. Если знают, то от кого-то.

Цапля взглянула удивленно:

– Думаешь, их агент в шифровках стихи передавал? Хотя ты прав, группу мы еще раз проверим. Вдруг кто-то взял да покинул Рейх?