Об училище и в самом деле поговаривали. Постоянные отлучки из части в штаб, естественно, заметили, объяснив по-своему: горный стрелок Таубе, пользуясь своими связями, готовится к вступительным экзаменам. Куратор слухи одобрил и посоветовал не слишком опровергать.
Дверь громко хлопнула.
– Знаешь, Таубе, – задумчиво проговорил Вилли Банкенхоль. – Из тебя получится приличный офицер.
До подъема осталось не больше часа, но Лейхтвейс не спал. Лежал на койке, смотрел в темный потолок, иногда закрывая глаза, чтобы увидеть синее бездонное небо, до которого так близко – и так далеко. Армейская жизнь не слишком досаждала. Два года в Абверштелле научили очень многому, в том числе и умению отстраняться. Подъем, зарядка, завтрак, чистка оружия, кислая рожа Шульце – все это совершенно не мешало думать. Он уже знал, что в полку не задержится. Через пару недель новый вызов, на этот раз надолго, поэтому все будет оформлено переводом в другую часть. Если не вернется, никто не хватится, даже в приказе не помянут.
Куратор подтвердил – Россия. Рассказал и о том, почему выбрали именно его. Не за происхождение и знание языка, в небе не до разговоров…
Вернувшись из второй командировки, Лейхтвейс уже собирался обратно в полк, когда внезапно был вызван в Кенигсберг. Два часа на сборы – и пустой транспортный «Юнкерс». Вылетели поздно вечером, над целью оказались в полночь. Приказ прост: совершить посадку, ориентируясь по сигнальному костру и эвакуировать человека. Ранец без особого труда поднимал двоих, но имелся риск, что сигнальный костер будет чужим. На этот случай к черному блину прикрепили взрывное устройство. Дополнительная кнопка – на поясе.
Черный зев люка, яркая точка костра.
– Пошел!
Он проскользнул между темных крон и завис над поляной. Внизу костер, рядом с ним – три черные тени. Палец левой руки прикипел к кнопке. Если не услышит отзыв – свечкой в темное небо, а там уже как повезет.
Он крикнул: «Рейн!» и замер, стараясь не дышать. «Эльба!» – ответила земля. Голос хриплый, сорванный и очень усталый.
Лейхтвейс приземлился на самом краю поляны. К костру, где его могли разглядеть, подходить не стал, махнул рукой. Двое остались на месте, подошел третий, не слишком молодой, в мундире, но без погон и головного убора. Форма поначалу показалась незнакомой, не Вермахт и не Красная армия. Рука перевязана, пистолет в руке.
Обратный маршрут оказался куда труднее – и много дольше. Человека он пристегнул ремнями – спереди, сзади мешал ранец. И сразу же перестал видеть. Сигнальные костры на большой поляне – ровный треугольник – нашел почти случайно, и только узнав голос пилота, снял палец с кнопки. В салоне «Юнкерса» они со спасенным сидели на противоположных скамьях. Никто не сказал ни слова.
«Разбор полетов» в фанерном домике на лесной поляне начался неожиданно. Куратор молча положил на стол маленький кусочек ткани с белой окантовкой. Поглядел в глаза.
– Остальное получите, когда начнется война.
Только тогда Лейхтвейс сообразил. Орденская лента – Железный крест 2-го класса. В мирное время им не награждают.
…начнется война…
А потом они работали с картой, и ему вновь довелось удивиться. Лейхтвейс считал, что садиться пришлось в Польше – именно польский мундир был на спасенном им офицере. Оказалось не так, точнее не совсем так. Маленький лесной аэродром (костры – ровным треугольником) находился на польской территории, но лететь туда пришлось из СССР.
Все стало на свои места. Газеты уже не первый день писали о боях в Вайсрутении между польскими диверсантами и большевистской армией. Кого именно довелось вытащить, куратор не сказал, но Лейхтвейс догадался: спасали конечно же не поляка. На том разговор и закончился. Карл Иванович пожал подопечному руку и велел готовиться к новой командировке, парижской.
Незримое и вездесущее командование не забыло удачливого «марсианина». Новая командировка в СССР – тоже своего рода награда.
Лейхтвейс улыбнулся, вспомнив разговоры сослуживцев о скалах, восхождениях и прочей горной романтике. Гефрайтер Вилли Банкенхоль мечтает попасть в заветную «категорию шесть». Заснеженные вершины – это, конечно, очень романтично, но над ними небо. Значит он, горный стрелок Таубе – «категория семь».
А еще он решил завтра же написать куратору об Испании. Его сослуживец прав, случайностей не бывает. Вероятно, итальянцы направили туда не только скалолазов.
– Не думайте, что мы с Муссолини союзники навек, – обмолвился как-то Карл Иванович. – Тироль итальянцы нам до сих пор не отдали…
Поезд начал замедлять ход. За окном ровной стеной встали высокие старые пинии, за ними – домики из кирпича-сырца под красной черепицей. Семафор, водокачка, вагоны на запасном пути…
– Приехали! – встрепенулся конвоир, поправляя фуражку. Но тут же погрустнел.
– В Эболи приехали. А дальше – как при Ринальдо Ринальдини, на перекладных. Хорошо если засветло доберемся.
Второй конвоир, постарше и посолиднее, ограничился глубокомысленным кивком.