Лейли и Меджнун

Среди зверей - и летом и зимою".

Ноуфал хотел на бедного взглянуть, -

В пустыню с войском он направил путь.

А там Меджнун рыдает одиноко,

От разума и радости далеко.

Он дикими зверями окружен,

Он в крепости дикарства заключен.

И воины, в смятенье и в печали,

Тот страшый круг насильно разорвали.

Вступил Ноуфал заботливый в тюрьму,

Стал говорить почтительно ему:

"Зачем в пустыне этой ты страдаешь,

Сокровища напрасно расточаешь?

Зверям откуда сан известен твой?

Своей беседой братьев удостой.

Отверженным ты не живи в пустыне, -

К разумным должен ты вернуться ныне.

От гамаюна счастья все хотят,

И лишь от змея мы добудем клад[65].

Поверь - тебя спасет моя забота,

В своей судьбе жди завтра поворота.

Коль нужно золота иль жемчугов,

Не пожалею даже сто вьюков.

А если все решать придется битвой, -

Мы кровь прольем, а ты займись ловитвой[66].

С тобою будет милая твоя,

А от тебя прошу лишь дружбы я".

Меджнун говорит Ноуфалу о судьбине злобной и беды свои излагает подробно

Меджнун сказал: "Единственный на свете!

Знай, снять с души моей печали эти

Пытались многие наперерыв . . .

Не овладел красавицею див[67].

И золота рассыпали немало,

Но мне алхимия не помогала.

О щедрости твоей гласит весь свет, -

Но что мне делать, коль удачи нет?

Сурьма, я знаю, улучшает зренье,

Но если я незряч, - к чему леченье?

В судьбе моей не вижу правоты,

Боюсь, что не исполнятся мечты.

Зачем мой злобный рок тебя тревожит?

Твое участье скорбь мою умножит.

Любимой все равно мне не видать,

Зато друзья врагами могут стать.

Я знаю, что судьба моя несчастна,

Желать мне блага - для меня опасно.

Газель прослушай про судьбу мою,

Я эту песню без конца пою":

Газель Меджнуна-страдальца

Я верности всегда хотел, но всюду только гнет я видел,

Куда я только ни смотрел, повсюду зла оплот я видел.

Я сетовал на жизнь свою, просил бальзама для нее,

Но та, что мне должна помочь, сама едва живет - я видел.

Душа моя скорбна - никто печаль изгладить не сумел,

Мой друг о верности твердил, - он лицемерно лжет - я видел.

Ручей схватил я за полу, - он увернулся от меня;

Я верил зеркалу, но в нем себя наоборот я видел.

Я на порог надежды стал, - смятенье встретило меня;

Искусства нить я в руки взял, змею среди болот я видел.

Сто раз показывал мне рок звезду моих судеб, увы,

Мне страшно было и взглянуть, - она звезда невзгод - я видел.

О Физули, ты мне прости, что на людей я не смотрю:

Все зло на свете - от людей, - ему потерян счет - я видел.

Ноуфал надежду в Меджнуна вселяет и приятной беседой его воодушевляет

Ноуфал ответил: "Муж красноречивый,

Меня не отвергай ты горделиво.

Могуществом своим прославлен я.

И мужеством от бед избавлен я.

Коль будет у тебя приязнь людская,

То не страшна опасность никакая".

Меджнуну радость обогрела грудь,

Он одичалости покинул путь.

Пыль с головы стряхнул страдалец бледный,

И ногти с рук остриг скиталец бедный,

Его одели, голову ему

Закутали в красивую чалму.

На пир пошел отшельник одичалый,

И сок лозы он пил прозрачный, алый.

И, как Меджнуну прежде обещал,

Помочь ему решил теперь Ноуфал.

Он взял перо - и, приложив старанье,

Составил племени Лейли посланье:

"О люди, почитаемые мной!

Зачем к друзьям пылаете враждой?

Просящему вы милость окажите,

Лейли с Меджнуном узами свяжите.

Тюльпан и розан разве не равны?

Самшит и кипарис равно стройны.

Ужель они друг друга недостойны?

Нужны ли с чувствами влюбленных войны?

Когда ваш род нам уступить готов, -

Надарим золота и жемчугов.

Но если будете чинить препоны.

То вступит в дело меч наш закаленный!"

Узнав о множестве нависших бед,

Сказало племя коротко в ответ:

"Мы не врачи - безумным не поможем,

Без одержимых обойтись мы можем.

У вас запасов жемчуга не счесть, -

Но и у нас его немало есть!

И не грозите вашими мечами:

Оружием и мы владеем сами!"

Ноуфал с племенем Лейли вступает в бой и, победы не одержав, трубит отбой

Услышав, как ответ составлен был,

Ноуфал красавиц и вино забыл.

Воззвали трубы, силы собирая,

Ноуфал повел их за пределы края.

Увидев, как опасность к ним близка,

Собрались и противника войска.

И обе стороны, в бесстыдном рвенье.

Пошли поспешно на базар сраженья.

Настал рассвет. Коварством обуян,

На Сирию румийский шел султан[68].

И звезды в бегство обратив, светило,

Подняв свой щит, без промаха разило[69],

И каждый яркий солнечный кинжал

Кольчугу небосвода поражал.

Как будто шахматы перед игрою,

Стоят два войска. Приступили к бою.

Копье разило насмерть; кровь лила,

С тугой сорвавшись тетивы, стрела.

Копье прямей, чем стан девичий стройный,

Стрела острей, чем взгляд любимой знойный.

И делал вмиг стальной язык мечей

Телами хладными живых людей.

Глаза кольчуг, исполненных любовью

К скорбям народа, лили слезы с кровью.

Броня и кости в схватке роковой

Дробились, сломленные булавой.

Гром пушек, молний сабельных сверканье

Грозы напоминали бушеванье.

Щиты к броням решили так прильнуть,

Чтоб копьям не найти меж ними путь.

Меджнун стоял печально в отдаленье

И пристально оглядывал сраженье.

Стоял бесстрашно он, как гордый стяг,

В душе его царили скорбь и мрак.

Хоть привели его к Ноуфалу беды,

Другому стану он желал победы.

Кричал он громко, заглушая всех, -

Но он желал, чтоб враг имел успех.