Лэйси из Ливерпуля

У Кормака появилось чувство, что он может наконец выбраться из трясины, в которой барахтался так долго. Если бы только он смог поверить в то, что после стольких лет слова Коры больше ничего не значат, важно только то, как все обстоит сейчас !

— А как насчет дяди Билли? — спросил он. — И Мориса?

— Сомневаюсь, чтобы дядюшку Билли хоть в малейшей степени заботило, кого Кора принесла из роддома. Что до Мориса… — Она умолкла.

— Я перед ним в неоплатном долгу, — негромко произнес Кормак.

— Ты ничего ему не должен. Даже если все правда, чего я не могу представить себе ни на мгновение, тогда, я полагаю, Морису просто не повезло. — Она поморщилась. — Ему просто крупно не повезло, что ему досталась такая мать, как Кора.

— Особенно в сравнении с Элис. В доме на Эмбер-стрит он вырос бы совершенно другим человеком. Для начала, он не попал бы в тюрьму.

— Ты не можешь быть в этом уверенным.

— Могу, — заверил ее Кормак.

— Что он сейчас делает?

— Живет в квартире над парикмахерской, там, где раньше жил Нейл. Кора выгнала его из дома.

— Она просто рехнулась! — воскликнула Фиона. — Кора ведь не собирается рассказать об этом матери, как ты думаешь? Это будет концом света.

— Сомневаюсь. Я пообещал ей, что если она сделает это, то убью ее. Я в самом деле имел это в виду. Иногда мне кажется, что я просто схожу с ума.

— Не глупи. Ты самый трезвомыслящий субъект, которого я когда-либо знала.

— Когда-то, может, я и был таким, но только не теперь.

— Сейчас моя очередь поделиться с тобой одним секретом, а потом я сделаю нам чай с бутербродами. — Фиона бросила на него лукавый взгляд. — Ни за что не догадаешься, но у мамы был роман с Нейлом Грини. Именно поэтому я ушла из дома. Я услышала, как они разговаривают в постели, и почувствовала себя такой дурой.

Кормак улыбнулся.

— Я знаю об этом, сестренка. Нельзя было не заметить, как у нее начинали блестеть глаза, когда она заявляла, что ей нужно за чем-то «заскочить» на Опал-стрит. Они сверкали еще ярче, когда она возвращалась оттуда.

— Боже мой, Кормак Лэйси! От твоих проницательных глаз ничего не ускользнет.

Фиона ушла делать бутерброды. Кормак прислонился к стенке домика, внезапно осознав, что вдалеке играет музыка. Он забыл, где находится. На лужайке было шумно. Родители вели детей после концерта домой, а опоздавшие, наоборот, шли на него. Две девушки, празднично одетые, ехали туда на велосипедах — он готов был держать пари, что окрестная молодежь вовсе не была так настроена против фестиваля, как старшее поколение.

Над головой простерлось чистое небо сапфирового цвета, на котором сверкали звезды и сияла полная луна, но у самого горизонта уже собирались черные тучи, непроницаемые, как горы. В этом огромном мире Кормак почувствовал себя песчинкой — маленькой и незначительной. Если смотреть с этой точки зрения, то бомба, взорвавшаяся в его двадцать первый день рождения, представлялась событием тривиальным, недостойным внимания.

Он с удовольствием закурил бы косячок, но травка лежала под подушкой в фургоне, а он пока еще не чувствовал в себе достаточно сил, чтобы вернуться туда. Кстати, Фиона могла неодобрительно отнестись к травке. Он был благодарен сестре за то, что она помогла ему снова обрести почву под ногами, показала ему, что у него есть будущее.

Как только представится возможность, он, не подводя своих друзей, заберет Полу и они перестанут жить так, как живут сейчас, перестанут бесцельно прожигать жизнь, и…

Кормак очнулся от своих мечтаний. Мимо шли двое голых по пояс молодых парней, они поддерживали девушку, которая ковыляла между ними. В свободной руке каждый из парней держал по бутылке местного сидра, убойного пойла. Девушка споткнулась. Парни грубым рывком заставили ее выпрямиться. Один из них погладил ее ниже спины, запустив руку под хлопчатобумажное платье, которое выглядело странно знакомым.

Пола! Она редко пила. Полбутылки этой жуткой смеси, и она превратится в бесчувственное бревно. Могло быть так, что ее вели обратно в фургон для ее же собственного блага, но Кормак сомневался в этом. Он вскочил на ноги. Он должен спасти Полу.

Когда из домика появилась Фиона с чаем и бутербродами, ее брата и след простыл.

* * *

Это могло продолжаться до бесконечности: безделье, травка, выпивка, езда в никуда, если бы Пола вдруг не обнаружила, что беременна.

— Я могу найти деньги на аборт, — сказал Фрэнк, когда они уселись за стол, чтобы посовещаться. Все они были как на иголках, ожидая, когда же у Полы начнется менструация, но она уже пропустила два срока и определенно была беременна. Они сидели, нацепив на себя все имевшиеся пальто и куртки: на дворе стоял ноябрь, и никто из них не имел понятия, как натопить в фургоне, кроме как включить масляный обогреватель, от которого Уолли начинала мучить астма. — В этой стране ведь разрешены аборты?

Этого никто не знал.

— Я не хочу делать аборт, — с вызовом заявила Пола. — Я хочу ребенка. — Она прижала руки к животу, как будто уже ощущая его внутри.