Лейси (начало)

Неделю-две спустя Феечка признается себе: только лишь облегчение. Дней семь-десять после беседы с папой Феечка не особо помнит. Ее будто заморозили. Жизнь остановилась. Эмоции и чувства будто проходили сквозь нее, она словно в яму упала, ничего не чувствовала и только наблюдала за происходящим в мире, но и особо не вовлекалась в него – типичная ее прежняя жизнь в хронической депрессии.

Феечка недоумевала: она сидит на антидепрессантах, но переживает состояние, как было до них!

На сессиях она еле-еле говорила, не смотрела в глаза лекаря и призналась, что полтора часа просидела бы, уставившись в одну точку. Ей тяжко было вставать с постели, жить не хотелось.

К счастью, Феечке с лекарем удалось обнаружить, что же случилось с ней.

Она признается себе: она желала не такой реакции отца.

Да, сейчас ей тридцать лет, ничего не изменить, все позади, бла-бла-бла…

Все это понятно.

Но чего желает та четырнадцатилетняя Феечка?

Она хотела, чтобы отец, узнав о произошедшем, навсегда ушел от Вдовы и Змея и создал новую настоящую семью. И обязательно рассказал всем родственникам причины своего решения, чтобы Феечку поддержали, любили и даже пожалели (в хорошем смысле, как ребенка).

Это самое главное для Феечки – изобличить Змея.

Но, горечь в том, что если бы Чужеземец и узнал правду, такого бы не случилось. В противном случае, это была бы другая семья. Никто бы ради нее не принял радикальных мер : обличение Змея и уход из уродливого дворца.

Ведь Змей такой хороший мальчик: и на карате-то он ходил десять лет, и весь в золотых медалях да грамотах, и в школе он звезда номер один, и среди одноклассников душа компании и заводила, и в школьном театре ему главные роли давали, и историю он лучше всех знает, и на истфак на бюджет поступил…

«И по ночам мастурбировал на младшую сестру» – словно пленку на кассете зажевало.

Кто в это поверит?! Да и зачем перечёркивать такие заслуги?

Лучше смолчать.

Можно было бы, конечно, выпить пару бокалов вина и припереться на свадьбу Змея и поднять тост за молодых. Рассказать о заслугах братца, о которых все молчат.

Но она так не сделает, потому что ей придется и с ним, и с мамашей контактировать. А после этого поступка придется и от всей родни что-нибудь да выслушивать. Неохота. Да и страшно все это. Не для Феечки и не по ее характеру. Но потребность-то остаётся! Что с ней делать?

«Ты видишь только свою травму» – как-то мягко сказала ей лекарь.

Да, это так. Феечка не может отделять эти вещи, она не понимает, как отец может с ним общаться после жестокой правды (хотя она и не рассказывала ему подробности), она не понимает, как можно вообще жить с матерью этого урода. Да, у них свои отношения, да, он тоже его сын, пусть и приемный, а Вдова его, пусть и незаконная, но жена, и бла-бла-бла.

Все это понятно Феечке, и с самых разных сторон она на ситуацию эту глядела, и в шкуру каждого залазила, но принять не может.

Позволить себе злиться на Змея – жизнь. Принятие – смерть.

Вот, что и случилось после разговора с отцом. Но в какой именно момент?

Его бездействие:

«Я могу ему транды дать, но не буду же всем объяснять, почему ты избегаешь семейных посиделок. Ты ко мне приходи, доча, не к ним, не обращай внимание на них»

И вроде как тридцатилетняя Феечка понимает и соглашается, но ее детская часть противится и рыдает. Но она не сразу слышит ее, а цепенеет и на неделю-две заваливается в яму-депрессию.

К счастью, благодаря уже своему умению работать над собой и лекарю, она расставляет все по полочкам, возвращается к жизни и выползает из ямы.

Феечка жить хочет. Понимая всех, но с ущербом для себя, она и так всю жизнь прожила. Была хорошей и удобной.

Ребёнка Змея на руки взять не могла, и хоть сто раз понимай, что этот ребёнок ни в чем не виноват, любви к нему не родится. Но она старалась его полюбить. Приезжала и даже играла с ним. Но вскоре отвращение накрывало с головой, а Вдова все визжала, что Феечка ненормальная.

«Хорошо, я буду притворяться, но что я получу взамен? Депрессию? Вы ради меня что сделали? Велели молчать? Какой-то большой перекос не находите?»

Феечка очень хочет послать их всех на три известные буквы и посылает вслух, но не пишет: цензура.

Но какое всё-таки решение?

Да, Феечка сделала все, что могла и больше от семьи (боже упаси!) ждать ничего не станет, но потребность осталась. Как было с мамашей. Она долго подавляла в себе тот факт, что сильно нуждается в материнской фигуре, наравне с едой, водой и воздухом. Она думала, что признав это, расписывается в вечном заточении ожидания любви от мамаши. Для Феечки это были неделимые вещи. Она кривила лицо от отвращения: уже давно от нее ничего не ждёт, а с выпуска ЮлиАнны полностью сепарировалась от мамаши, но почему так нуждается в ней?! Теперь она признается, что это так и есть. Ведь потребность не исчезла, но пришло понимание, что со своей матерью она ее не удовлетворит, потому что та голодная нищенка, которой дать нечего!

«Я собираю по миру кусочки любви от земных матерей, и меня угощают все. Кроме одной…» – однажды написала Феечка.