Лейтенант Бертрам

— Граф, вы человек чувствительный! — предостерегающим тоном произнес Завильский и заказал еще вермут на всех. — Куда это вас заведет? Вы, значит, полагаете, что яйца, которые несут наши бомбардировщики, падают не на головы мирных жителей? И вы еще им помогаете, когда как нянька крутитесь сверху и следите, чтобы с «савойями» ничего не случилось. А что может случиться, когда все попрятались. Это было чертовски скучно, и если бы под конец не прочесали улицы, то, считайте, вообще ничего бы не было. А теперь вы хотите из моральных соображений это вроде как запретить.

Итальянцы подошли, потирая руки. Их высокие войлочные сапоги шаркали по цементному покрытию. Разговор вертелся вокруг падения города Мадрида. Сегодня вечером, самое позднее — завтра утром — таково было общее мнение.

Сразу после обеда капитан Бауридль послал ефрейтора Венделина за Штернекером и Завильским. Они тут же собрались идти к нему.

— А меня капитан Бауридль не вызывал? — спросил Бертрам, которому казалось, что Бауридль его обошел нарочно, чтобы оскорбить. Ефрейтор ответил, что нет, не вызывал, и двое других ушли, оставив Бертрама одного. Он сел за стол и в унынии принялся зубрить испанские слова. Часа через два распахнулась дверь, и в комнату ввалились Завильский и Штернекер.

— Тридцать песет мы у старики выудили! — кричал Завильский. — Если и дальше будут такие дополнительные доходы, я вернусь домой богачом.

Он стоял, широко расставив ноги, и звенел монетами в карманах брюк.

— Видели бы вы его! Настроение мы ему испортили изрядно! — с удовольствием сообщил он и предостерег Бертрама: — Дружище, будьте осторожны, если встретите его! Зверь раздражен!

Под вечер они опять заступили на дежурство. Сидели в деревянной будке на краю летного поля и от скуки совали сухие листья агавы в железную печурку, пока она не раскалилась так, что им пришлось открыть дверь. Штернекеру показалось, что сквозь шелест и потрескиванье огня в печурке он слышит шум мотора.

Они выскочили из лачуги и увидели бомбардировщик «юнкерс» не из их части, летящий низко, над самыми верхушками олив. Машину качнуло, и вот уже она задела землю краем крыла. Крыло разлетелось в щенки, шасси подломилось, лопасть пропеллера со свистом пролетела над полем. Машина беспомощно развернулась, проскользила несколько метров на брюхе и замерла в неподвижности.

Зрелище было жуткое. Бертрам стоял как вкопанный, не сводя глаз с обломков самолета. Когда он опять смог двигаться и поспешил вслед за Штернекером и Завильским, пилота уже вытащили из машины. Он был ранен в плечевой сустав. Стрелок в застекленной носовой кабине был мертв. Радист был мертв. Другой стрелок медленно вылезал из кормовой кабины. Пока санитары укладывали трупы на носилки, раненый пилот двинулся на оставшегося в живых стрелка. Пилота шатало, по лицу было видно, что ему очень больно. Подняв левую руку, он заорал на стрелка:

— Ты все продрых, сволочь! Ты что, не мог…

Он умолк и пошатнулся, санитары успели его подхватить.

Бертрам, Штернекер и Завильский обступили стрелка. Это был рослый человек с мрачным лицом. Глаза его из-под широких черных бровей смотрели мимо них, на край летного поля. Ветер шевелил листья пальм, нижние из которых, склоняясь до земли, чертили на песке причудливые фигуры.

— Сегодня они нас достали, — сказал стрелок. Он медленно озирался, словно дивясь тому, что еще жив и твердо стоит на земле.

Почувствовав вопрос во взглядах трех офицеров, он только пожал плечами.

— Они появились как снег на голову. Бешеные ребята. Одним словом, русские. — Он говорил совсем тихо, водя ладонью по лицу. — Сигареты есть? — совсем запросто спросил он трех лейтенантов. Он тяжело дышал, и на секунду им показалось, что он хочет бежать вдогонку за санитарами, уносившими его товарищей.

Потом он взял сигарету из серебряного портсигара Штернекера, затянулся и выпустил дым.

— Ах! — вырвалось у него, и он, несмотря на холод, опустился прямо на землю. Офицеры стояли вокруг. Завильский спросил:

— Где это вас угораздило?

Он не ответил, не поднял глаз. Сидел понурив голову.

— Дерьмо собачье, — проворчал он.

— В Мадриде? — спросил Бертрам.

— В Мадриде! — ответил стрелок. — Где же еще? — Он отшвырнул сигарету, сорвал несколько травинок и принялся обкусывать их.

— Мне уж сегодня утром было как-то муторно. Но ведь до сих пор ничего особенного не случалось. Еще в первые недели — да, а потом мы навели порядок. А сегодня вдруг они налетели. Машин пятнадцать, не меньше. Я таких ребят еще не видал! Сперва они подбили два «хейнкеля». Ну, этим-то ничего. А потом взялись за нас.

Все три лейтенанта неотрывно смотрели на него. Он сидел, кулаком утирая нос.

— Мы были там сегодня утром, — сказал Бертрам.

— И все было еще довольно мирно, да? — спросил стрелок, по-прежнему сидя на земле. — Зато теперь там жарко.

Он медленно поднялся и сказал:

— Надо пойти подать рапорт.

Даже не взглянув на лейтенантов, он большими шагами пошел через поле.

Когда они вернулись в будку, Завильский сразу попытался разжечь огонь в печурке.