Лейтенант Бертрам

Уныло, но уже не в силах больше вынести груз, который он тут на себя взвалил, Йост пожал плечами, словно хотел сбросить эту тяжесть и сказать: я не виноват. Но он знал, что это ложь. Знал, что виноват, виноват в том, что случилось, виноват в ее смерти. Если бы тогда, в приступе бессмысленной ярости и ревности, он не продиктовал донос на этого Хайна Зоммерванда, Марианна не убежала бы из дому в волнении и отчаянии и, наверно, была бы жива и сейчас. Но эта мысль больно ранила его, а новая рана не принесла облегчения. В нем вдруг вскипела горечь: я выполнил свой долг, только и всего.

Сухие листья шуршали под граблями кладбищенского садовника. Йост поманил его к себе. Этот старый человек с унылым лицом говорил фальцетом. Он предложил пока засадить могилу подснежниками, потом можно будет посадить бегонии, а рамку сделать из барвинка. Йост согласился.

По дороге на авиабазу он заехал к доктору Керстену. Свидетельство о смерти Марианны затерялось, хорошо еще, в страховом обществе объяснили, что у него не хватает документов, поэтому они и отказываются выплатить ему страховую премию. До сих пор Йоста это не заботило, но он узнал, что у родителей Марианны сейчас плохи дела, ее отец оставил свою практику, и Йост хотел отдать эти деньги ему.

После смерти Марианны он ни разу не говорил с Керстеном. Они иногда встречались на политических митингах или на светских приемах, но Йост избегал разговоров с Керстеном. Высокий, вялый блондин всегда был ему несимпатичен. Этот верзила с водянистыми глазами, в которых, казалось, нет и тени мысли, был поверенным многих чужих тайн. Среди них была и тайна, касавшаяся Марианны и Йоста.

Йост очень живо вспомнил по дороге, как врач тогда уклонился от ответа на его вопрос о том, что Марианна говорила в бреду. И Йост решил, поскольку уж он все равно должен поговорить с врачом, то сегодня он от него не отстанет, прежде чем не получит ясный ответ на тот свой вопрос.

Ему важно было добиться ответа по двум причинам: он хотел побороть охватившее его на кладбище чувство своей вины подтверждением ее вины. Кроме того, он хотел знать, не может ли в один прекрасный день подстеречь его какая-нибудь опасность с этой стороны. Разумеется, Марианна мертва, а этот Хайн Зоммерванд — так, во всяком случае, считается — околачивается где-то за границей, в эмиграции. Но в их отношениях, какого бы рода они ни были под конец, могло быть нечто такое, что и сегодня еще способно скомпрометировать Йоста. С той поры, как он повел открытую войну с Хартенеком, Йост стал осторожен и недоверчив и считал, что должен быть готов ко всяческим сюрпризам. Береженого бог бережет, думал он.

Впрочем, эта борьба, это сведение счетов с Хартенеком, стали главным содержанием его жизни, тем мотором, который приводил его в движение.

К Керстену он попал в неурочный час. Звонок не звонил, и ему пришлось трижды стучать, последний раз уже очень энергично и сердито, прежде чем он услышал шаги за дверью. Ключ повернулся изнутри. Без пиджака, в расстегнутой жилетке предстал Керстен перед Йостом. Его обычно бледное, немного обрюзглое лицо сейчас было красным, и дышал он как-то прерывисто.

— А почему вы не позвонили? Зачем было стучать? — воскликнул он, не поздоровавшись, а когда Йост объяснив ему, что колокольчик, видимо, не в порядке, Керстен, все еще сердито и не извинившись, пробормотал:

— Да, вот свинство!

Он провел Йоста в приемную и сказал:

— Сестра придет только через час. Горничная сбежала от меня два дня назад. Так что я совсем один остался со своим холостяцким хозяйством.

Почему он так подчеркивает, что он один, удивился Йост, опускаясь в кресло. Объясняя врачу, что пришел по поводу свидетельства о смерти, Йост смотрел мимо него в окно, на деревья городского парка.

Керстен пообещал сделать дубликат. Он спросил у Йоста все необходимые даты и вдруг воскликнул:

— Итак, сегодня ровно год!

— Да, как раз сегодня, — тихо подтвердил Йост и откашлялся, чтобы голос звучал внушительнее. — Да, вот уже прошел год, а вы все еще мой должник — вы так и не ответили на мой вопрос.

— Да, правда? — спросил Керстен. — Если так, то это ненамеренно… Однако я, ей-богу, не знаю, — сказал он и пригладил рукою волосы, — я при всем желании не могу вообразить, что вы, собственно, имеете в виду.

Только теперь он сел на стул напротив Йоста. Руки его повисли, а глаза опять приобрели выражение полнейшего безразличия, хотя он и не спускал их с Йоста. Йоста удивляло, что врач ничего не может вспомнить.

— Голова так забита, — извинился Керстен. И застегнул жилетку. — А потому, если я, увы, забывчив, вина в этом не только моя. Но вы всегда могли бы меня спросить сами, — с укором в голосе произнес врач.

Йост на это ответил:

— Ну, это не так уж важно. Я просто сегодня вспомнил об этом, ведь сегодня день смерти моей жены. Видите ли, этот вопрос опять возник и заставляет меня настойчивее требовать ответа.

Йост говорил с неподдельным волнением. Врач опустил глаза.

— И что же? — спросил он.