Лейтенант Бертрам

Но этот день вконец измотал бойцов. Когда после наступления темноты Хайн и Георг обходили позиции, люди от усталости едва здоровались с ними. В воронках, где залегли бойцы, скопилась вода. Но лишь некоторые пытались вычерпывать ее консервными банками, остальные сидели в воде, прислонясь головой к узкому, невысокому брустверу, и не шевелились. За весь день во рту у них не было и капли горячего.

— Сейчас будет кофе! — возвестил Георг. Куда бы они ни приходили, он говорил: — Сейчас будет кофе!

За небольшим каменным валом они обнаружили Эрнста Лилиенкрона. На оклик Хайна он не отозвался. Нагнувшись над ним, Хайн увидел, что худое тело Эрнста сотрясает страшный озноб, от него так и пышет жаром.

— Это верный конец! — шепотом вскричал Хайн. — Ты так в два счета загнешься!

И хотя Эрнст противился, Хайн обеими руками поднял его и поставил на ноги, а Альберт повел его к дороге.

Потом им встретился Флеминг. Хайн сказал ему, что художника отправили в лазарет, но Флеминг почти не слушал, он сразу закричал Георгу:

— Справа от расположения моей роты брешь минимум в двести метров, а то и больше. Сам увидишь. Я велел передать Стефану, чтобы он подтянулся к нам, но до сих пор все ни с места. Это его участок, сам увидишь. И еще одно: я послал донесение в штаб батальона. Полчаса назад люди Стефана сперли у меня со второй огневой позиции мешки с песком. Это саботаж! А саботажников надо расстреливать! В роте должна быть железная дисциплина!

— А как такое могло случиться? — перебил его Георг. — Как твои люди допустили, чтобы у них из-под носа уволокли эти мешки? Почему они им не помешали?

— Пулеметчик был один. Двое других пошли за боеприпасами и водой для охлаждения. Я сказал пулеметчику, что он обязан был открыть огонь, просто открыть огонь по этим бандитам, — разорялся Флеминг.

— Не шуми так! — тихонько одернул его Георг.

Но Флеминг только пуще расходился.

— Конечно, — орал он, — меня командиром роты не утвердили, так думают, со мной можно все себе позволить! Но так дело не пойдет! Я послал Стефану ультиматум: или к десяти часам они вернут наши мешки, или мы сами явимся за ними, прихватив гранаты.

В темноте Хайн не различал лица Флеминга, только слышал хриплый от бешенства голос да изредка, когда луна выглядывала из-за туч, видел, как сверкают белки его глаз.

Георг очень серьезно сказал:

— Как это между вашими ротами может быть такое пространство? Место расположения вам, кажется, ясно было указано. Я проверю, и виновные понесут наказание.

— У некоторых рот очень протяженные участки… — смущенно пробормотал Флеминг.

— У нас здесь не Альбасете, не учебный плац, — отрезал Георг. — И участки фронта не такие уж протяженные. Если бы вы только могли уже привыкнуть не налезать друг на дружку, как рыбы на нересте, а нормально использовать местность… Но так, конечно, удобнее — орать, что фронт слишком протяженный.

Георг знал, что он сейчас несправедлив, но его разозлило упрямство Флеминга. Если что-то случится, отвечать так и так придется ему, Георгу, ведь это он временно передал роту Флемингу. Но тут уже вмешался Хайн, который угрожающим тоном спросил:

— Что с тобой, Флеминг? Ты просто недоволен, что Стефана утвердили командиром роты, а тебя нет. Вот ты и скандалишь!

— Нет, но на мою роту все смотрят свысока, — в ярости крикнул рейнландец. — Потому что меня не утвердили! Мы как пятое колесо в телеге. Нам определяют самые поганые позиции. Смотри! Всем уже дали кофе. А нам? Да мы за счастье почтем, если нам вообще дадут хоть что-то пожевать! Но если завтра утром мои люди будут голодные и в дурном настроении…

— То виноват будешь ты, и только ты! — прервал его Хайн Зоммерванд. — Теперь мне все ясно. Что это за разговор — всем уже дали кофе! Никому еще не дали кофе! Кухни еще не подтянулись. А вот у тебя и впрямь дурное настроение — завидуешь, ревнуешь к Стефану! Такими речами ты только заводишь людей, натравливаешь их друг на друга. Если ты не прекратишь, Флеминг, если ты сейчас же это не прекратишь, я потребую отстранить тебя от командования, хоть среди ночи, хоть среди боя!

Эта угроза подействовала на Флеминга.

— Слова нельзя сказать! — буркнул он.

Георг протянул ему сигарету.

— Закури, Флеминг! Сегодня вы все отлично держались. Завтра будет трудный день. Не делай глупостей. Завтра утром я рассчитываю именно на твою роту…

— Делаем, что можем, — с не вполне искренней скромностью ответил Флеминг и сразу же опять взялся за свое: — А как насчет мешков с песком, ты сам посуди…

— А твоя рота никогда ничего ни у кого не таскала, а? — со смехом спросил Георг, он хотел кончить дело миром.

— Этого я не говорил, — уже спокойнее произнес Флеминг, но тут же снова возмутился: — Но таскать мешки с песком с огневых позиций — этого мои люди не делают, смею тебя заверить.

— Тебе их вернут, — пообещал Георг, и они двинулись дальше.

Перекинулись несколькими словами с Вальтером Ремшайдом, он показал им брешь, образовавшуюся между ротами Флеминга и Стефана.

— Это со вчерашнего дня так? — спросил Георг.