Лейтенант Бертрам

И снова принялся чирикать, издавать каркающие звуки, снова замахал руками, на этот раз все сильнее и яростнее, будто хотел взлететь, взвиться высоко в воздух и улететь. При этом он с силой колотил Завильского в грудь. Стряхнув оцепенение, курносый Завильский с помощью Хааке и Вильбрандта наконец вытолкал Штернекера из зала.

— Он пьян? — спросила Эрика. Словно защищаясь, она стояла со скрещенными на груди руками и продолжала испуганно смотреть на то место, с которого Штернекер выкрикивал свои безумные пророчества.

— Нет, — тихо произнес Хартенек, стыдясь выражения своего лица. — На сей раз он действительно сошел с ума.

В комнате остался один Бертрам, который утратил всякое самообладание. Он налил себе большой бокал коньяка, выпил его до дна и уставился в одну точку. Затем он решил уйти, но Эрика окликнула его:

— Останьтесь, Бертрам! — Она схватила его за руку.

— Вот так история! — злился Хартенек, пытаясь трезво объяснить Эрике суть дела. — Я совершил ошибку, когда миндальничал с ним. Он давно уже рехнулся. Ходил на казни. Все это знали. Уже тогда мне нужно было заменить его.

Бертрам высвободился из рук Эрики. Подавленность, отчаяние и глубокий стыд — все эти быстро меняющиеся чувства разом нахлынули на него. Вконец расстроившись, он не знал, что делать, и бросился к двери.

На этот раз его окликнул Хартенек:

— Куда же ты?

— Не знаю, — пробормотал Бертрам, — все так…

— Останься! — попросил Хартенек. — Не покидай нас.

— Да, останься! — поддержала его Эрика и спросила: — Ты понял, что он говорил о старшем курсанте?

— Да он невменяемый! — Хартенек не дал Бертраму ответить.

— Ты понял? — снова переспросила Эрика.

— У него в роду есть тетка, которая уже много лет сидит в сумасшедшем доме. У дворян такое бывает от кровосмешения! — сказал Хартенек.

— Я не понял! — произнес Бертрам. Все трое разговаривали шепотом.

— Давайте закончим, завтра рано вставать! — неожиданно резко объявил Хартенек. — Ты можешь переночевать у меня в гостинице. Кровать широкая, — пригласил он Бертрама.

Эрика протянула руки к обоим сразу.

— Оставим все как есть, — сказала она. — У нас троих друг от друга нет тайн.

Когда Бертрам и Хартенек легли в постель и погасили свет, раздался стук и в незапертую дверь вошла Эрика. Хартенек включил настольную лампу.

— Что случилось? — спросил он.

— Я не могу оставаться одна, — сказала Эрика. — Сегодня ночью не могу. Выключи свет, Хартенек.

На следующее утро, когда эскадрилья должна была стартовать, на летное поле выкатили только восемь машин. Пилоты не выспались. Завильский с исцарапанной, распухшей физиономией рассказывал, как он и Хааке доставили сумасшедшего графа домой. Они сделали все, чтобы успокоить его, и даже продержали его целый час в ванне с холодной водой. Но ничего не помогло. В конце концов они были рады, когда Вильбрандт привел двух санитаров из католического госпиталя Святого Духа, которые забрали Штернекера.

— Неужели он действительно свихнулся? — воскликнул Бертрам.

Рассудительный Хааке со смешными усиками а-ля Гитлер кивнул, дополнив рассказ Завильского подробностями:

— Представь себе, он больше не произнес ни слова. Только каркал, свистел, чирикал и еще махал руками, как птица. Если бы мы не уследили, он выпрыгнул бы из окна.

Раздалась команда: «По машинам!»

После долгого перерыва они впервые летели над незнакомой местностью. Поэтому Хартенек напомнил им о внимании и осторожности. За все утро он ни разу не взглянул на Бертрама, и теперь его взгляд скользнул поверх него.

Им не встретился ни один вражеский самолет, фронт был спокоен за исключением участка, где одна вражеская батарея отражала огонь четырех.

Уставший Завильский, который летел в последнем звене и считал эту прогулку лишней, на обратном пути ругался про себя. Судьба друга тревожила его, перед глазами ожили сцены последней ночи. Он вдруг испугался, что может из-за них потерять рассудок. В отчаянии он сунул руку в нагрудный карман своей кожаной куртки, где лежала фотография Труды. «Как хорошо, что я не поддался на уговоры Бертрама и не остался», — решил он.

Через несколько дней все для него кончится. Он вернется домой. Тут у него мелькнула мысль сразу же после приземления в Виттории попросить отпуск. Хартенек ему вряд ли откажет. У него не было ни малейшего желания рисковать головой еще раз. Пусть другие колупаются в этом дерьме! Приехали новенькие, которым никак не повредит, если они разок-другой как следует вляпаются, и прежде всего Хааке, который, с тех пор как приехал, увиливал от всех опасных заданий. Зевнув, Завильский подумал, а не попытаться ли ему через Бауридля, который остался в ставке советником, получить разрешение лететь через Рим.

«Как ни крути, а в этих командировках невольно пополняешь багаж знаний», — усмехнулся Завильский.

Он снова вспомнил вчерашний вечер. Самым ужасным было то, что оба монаха госпиталя Святого Духа — неотесанное мужичье — надели на Штернекера смирительную рубашку.