Лейтенант из будущего. Спецназ ГРУ против бандеровцев

…Шли осторожно, дорог избегали. Москалей в округе было не так густо: видимо, большая часть большевистских частей окруженный корпус добивала или южнее наступала. Над головами то и дело проходили эскадрильи – но громыхало где-то в отдалении. На Львов метят Советы, прорыв развивают…

– Связали мы большевиков, – говорил хорунжий. – Не зря хлопцы смерть приняли. Столько сил держали, измотали душегубцев. Теперь у москалей сил на штурм Львова не хватит. Встанут там, видит бог, встанут…

Микола и Зачепков кивали. Из уважения к хорунжему. Без него куда идти? У Миколы знакомцы в лесных куренях имелись, да где их сейчас искать. Нет, нужно за Тимкевича держаться…

Ночевали в лесной яме. Дождь прошел, плащ-накидки только две. Зябко…

Утром дальше. Солнце всплыло, трава и листья каплями сияли, словно праздник какой. Даже живот голодом поменьше сводило. Ушли ведь от войны, ушли…

…Дорогу нужно было пересечь. Место холмистое, не то чтобы открытое – липовый гай краем подступает, но опасно. Перебежали, оглянулись – внизу, у подошвы холма, меж кустарника, возы стоят. Вроде и трупы вокруг. Наверное, разбомбило кого.

– Нужно глянуть, – решил хорунжий. – Нам еще суток трое идти. Провизия нужна, шинели…

Подходили осторожно, держа наготове оружие. Убитых немного, и воронок не видно. Похоже, обоз обстреляли с воздуха: уцелевшие лошади выпряжены, груз брошен, ездовые разбежались…

Микола пошевелил ногой флаконы из лопнувшего ящика: пахнуло резким, поганым. Медицина, но не спирт.

– Ветеринарная служба, – пояснил Тимкевич, ловко знающий по-немецки. – Консервы ищите, должны быть…

Микола нашел шинель, короткую, но вполне годную, наткнулся на торбу с кукурузными зернами. Хорунжий внимательно изучал надписи на коробках с ампулами, Зачепков морщился – ничего толкового отыскать не мог. Постукивание копыт казалось столь мирным, что Микола с опозданием из-за воза выглянул…

Двое солдат вели под уздцы коня – видать, поймали на опушке. Коняга, крупная и мосластая, нервно фыркала. Солдаты были как солдаты – потрепанная немецкая форма, винтовки за спиной… Миколу смутило отсутствие противогазов – собственный надоел до смерти, но за его утерю, как за винтовку – верная дорога под суд и в штрафной батальон. Потом уж разглядел повязки на рукавах, фуражку странную… Это ж польская!

– Хальт! – крикнул хорунжий, вскидывая пистолет.

– Руки вгору! – поддержал Микола, поспешно хватаясь за свою винтовку.

Лошадь и неизвестные одинаково застыли, уставившись на явившуюся из-за повозки засаду.

– От курва, – растерянно прошептал тощий поляк.

– Мародеры, вашу мать… – с ненавистью прошипел Тимкевич. – Постреляем на мисци…

Один из поляков суетливо вскинул руки:

– Не вбивайте!

Второго прикрывала лошадь, он вроде тоже руки поднимал, но неловко. Микола, догадавшись, выстрелил и упал на землю. Заржала раненая лошадь. Откатываясь в кювет, Грабчак успел заметить темный кругляш «лимонки», упавший за повозкой…

Ахнуло…

…Брыкалась, дергалась на земле лошадь. Строчил из автомата Зачепков, убегали поляки… Вот пригнувшиеся фигуры исчезли в ложбине, Микола только раз успел и выстрелить вслед. Ну, що это за винтовка? Под немецкую кривую руку делана, нормальному человеку хоть как прикладывайся…

Громко стонал Тимкевич: гранатные осколки порвали ему бедро и колено. Зачепков возился, накладывая повязку. Еще громче хорунжего стонала-плакала лошадь с пробитой шеей.

– Да уйми ты ее, – злобно приказал Зачепков.

– Жалко скотину, – Микола подошел, попробовал вставить ствол в ухо, но конь шибко дергался. Пришлось бабахнуть в лоб.

– Уходить нужно, – Зачепков озирался. – Нашумели…

…Хорунжего пришлось волочить на шинели – Тимкевич при каждой встряске вскрикивал и ругался. Миколе мешало ведро, в которое кукурузы сыпанул, да и вообще было неудобно и тяжело. Кое-как дотащились до опушки, укрылись в лещине.

Положенному на твердое хорунжему чуть полегчало. Отдышался, простонал:

– Приказываю меня не бросать. Сейчас найдем убежище, один со мной останется, второй в Сороки записку отнесет. Меня там знают. Пусть вывозят или верным людям передадут. Тут в селах наши есть.

– Так и сделаем, не сомневайтесь, – Зачепков утер лысеющий лоб, вновь надел каску. – Пишите, пан хорунжий. Сейчас жерди срубим, носилки смастерим. Микола, штык давай…

Отошли, отыскивая подходящие деревца. Зачепков приглушенно пробубнил:

– Ну куда его волочь? Расковыряло глубоко, кровит весь. Да и шуму. Если б в госпиталь. А так не жилец. К вечеру воспаленье пойдет…

– Так и я ж говорю. Оставим. Может, отлежится или санитары подберут.

– Да, оно правильнее будет. Записку возьмем, да вдвоем пойдем.

Для успокоения раненого срубили две горбылины, вернулись. Тимкевич, постанывая, торопливо писал в блокноте, положенном на полевую сумку. Поднял глаза на Миколу:

– Ты пойдешь. Ты молодой, ловкий, и крови твоей украинской доверяю. Своего не оставишь…

– Не сомневайтесь. Я мигом сбегаю.

– Сутки туда, сутки обратно, – хорунжий заныл от отчаяния. – Успей, Микола, Христом богом прошу. Пусть фельдшера пришлют. Обезболивающее я подобрал, но шприца нет…