– А что задание? У них в головах слабость, а так… Вполне подготовленные.
– Положим, переводчики у них вроде наших штабных растяп. Интеллигенция…
– Второго я не знаю, а Земляков спортивный. Хоть и не особо атлетичный. В рукопашную ходил, я видела. Есть у них, конечно, и так… циркачи с самомнением.
Попов кивнул. Вроде бы и без всяких намеков, но Марине стало неприятно.
Радист заерзал, застрочил в блокноте. Капитан и старшина замерли… В тишине ухал не очень далекий бой, да похрапывали лежащие на диване бойцы: второй радист и водитель «виллиса» зря времени не теряли.
– Это из бригады. Передовыми группами прорвались и ведут бой у вокзала. В окружении. Немцы упорно контратакуют. Спрашивают, можем ли помочь. Положение сложное.
Попов спрятал листок шифровки, задумчиво подергал себя за ухо. Для Марины дело было ясным: здесь три «тридцатьчетверки» без толку стоят, а в разметавшейся по городу бригаде сейчас каждый боец на счету. Понятно, у Особого отряда своя задача, но здесь спокойно, да и с каких это пор СМЕРШ взялись танками охранять? Контрразведчики вполне способны и сами управиться.
Капитан крякнул:
– Рискнем. Здесь недалеко, если что, перебросить силы успеем. Давай, Шведова, командиров танков ко мне…
Через полчаса три «тридцатьчетверки» с отделением десантников ушли к вокзалу. В резерве Особого отряда осталось восемнадцать человек, включая группу управления, водителей и радистов. Впрочем, скоро должен вернуться бронетранспортер, увезший раненых. «Скаут» – машина надежная, связь с группами обеспечит…
Дома по сравнению с московскими казались провинциально скромными, но квартир и всяких мансард и получердаков в них хватало. Прочесывали только «по верхам», но от лестниц и тупичков уже в глазах рябило. Спирин поднимался по очередным ступенькам, держал наготове автомат и размышлял о сомнительном очаровании старины. Казалось бы, лифты известны с VI века, первые цивильные пассажирские уже в середине XIX работали, а тут…
Мезина с юным аборигеном шли сзади – негромко беседовали. Спирин, конечно, понимал суть, но не без некоторого труда: не суржик, не галицко-буковинская мова, а коктейль какой-то самогонный…
Мальчишку звали Анджеем. Поляк, львовянин, отец был коммунистом, погиб еще до войны. На вид Анджею было лет пятнадцать, что он понимал в политических воззрениях отца, сказать трудно. Просто мышление у мальчишки такое – подпольное. Три года в «Народной гвардии»[78]
. Может, и врет, – организация практически полностью разгромлена весной, проверить трудно. А может, в ином врет: и отец не коммунист, и подполье несколько иной идейной направленности. Но оружие – германский штык и гранату-толкушку[79] имеет, немцев и бандер ненавидит истово: как о них, так через слово мат, и пани-офицера грубиян не стесняется. Кстати, с чего он взял, что «пани» – офицер? На масккостюме и бронежилете знаков различия не найдешь.– Здесь проверяем? – Вадим обернулся к болтунам.
На площадке две квартиры, но лучше сразу с верхнего этажа начинать – третий более обещающий, хотя и отсюда часть лагеря может просматриваться…
…Вместо ответа Мезина вскинула винтовку, едва не задев стволом лейтенанта по лицу, одновременно оттолкнула мальчишку вниз. Спирин с опозданием услышал тихий скрип – открывалась одна из квартирных дверей. Вадим вскинул автомат – черт, чуть не выстрелил…
Пожилая женщина открытой ладонью перекрестилась на ППС, оглядела Вадима, подняла бровь на стоящую на одном колене Мезину, неодобрительно поджала бледные губы…
– Czy babcia? – спросил снизу Анджей.
– Bandyci ukraiсscy, – одними губами произнесла полячка и указала сухим пальцем в потолок.
Дверь так же бесшумно закрылась.
– Вот, не все так плохо, население нас поддерживает. – прошептала Мезина и поинтересовалась у мальчишки: – И що с гранатою будем робити?
Анджей держал в одной руке «колотушку», другой уже натянул шнур с кольцом.
– Так зазжучу. В дзверь.
– Снайпер. Видскоче и пана поручика подшибет.
Мальчишка хмурился. Вадим, догадываясь, что о тормозных «поручиках» будут вспоминать в последнюю очередь, прошептал:
– Вы с гранатометанием не спешите. Я не совсем понял, кто там наверху?
– Есть мнение, что там нехорошие люди, на войне лаконично именуемые «врагами»…