Лейтенант Хорнблауэр. Рука судьбы (сборник)

Хорнблауэр с трудом прочел двенадцать строк, содержащие приветствия, которые его превосходительство герцог Бельчите (гранд первого класса и еще восемнадцать титулов, из них последний — главнокомандующий Андалузии) адресовал любезнейшему капитану сэру Эдварду Пелью, кавалеру ордена Бани. Второй абзац был коротким и содержал уведомление о заключенном мире. Третий абзац, такой же длинный, как и первый, состоял из церемонного прощания, почти слово в слово повторявшего приветствие.

— Это все, сэр, — сказал Хорнблауэр.

Однако у испанского капитана вдобавок к письменному сообщению было еще и устное.

— Пожалуйста, скажите своему капитану, — испанец говорил по-французски с испанским акцентом, — что, будучи теперь нейтральной державой, Испания должна осуществлять свои права. Вы простояли здесь на якоре двадцать четыре часа. Если по истечении шести часов с этого момента, — он вынул из кармана золотые часы и посмотрел на них, — вы будете в пределах досягаемости батареи Пунталес, она получит приказ открыть по вам огонь.

Хорнблауэру оставалось только перевести безжалостный ультиматум, даже не пытаясь его смягчить. Пелью выслушал, и его загорелое лицо побелело от гнева.

— Скажите ему… — начал он и тут же овладел собой. — Черт меня подери, если я дам ему понять, что он меня разозлил.

Пелью прижал шляпу к животу и поклонился, в меру своих сил изображая испанскую вежливость. Потом он обернулся к Хорнблауэру:

— Скажите ему, что я с радостью выслушал его слова. Скажите, что я сожалею об обстоятельствах, разлучающих меня с ним, и что я надеюсь навсегда сохранить его личную дружбу, каковы бы ни были отношения между нашими странами. Скажите… вы сами не хуже меня можете все это придумать, верно, Хорнблауэр? Надо проводить его за борт с почестями. Фалрепные! Боцманматы! Барабанщики!

Хорнблауэр, как мог, источал любезности, капитаны после каждых двух фраз обменивались поклонами, испанец с каждым поклоном отступал на шаг, а Пелью, не желая уступать в вежливости, следовал за ним. Барабанщики выбивали дробь, пехотинцы держали ружья на караул, а дудки свистели, пока голова испанца не опустилась до уровня главной палубы. Пелью тут же выпрямился, нахлобучил шляпу и повернулся к первому лейтенанту:

— Мистер Экклс, корабль должен быть готов к отплытию через час.

И он, стуча каблуками, сбежал вниз, чтоб в одиночестве вернуть утерянное самообладание.

Матросы на реях отдавали парус, готовясь выбирать шкоты; скрип шпиля подтверждал, что другие матросы выбирают якорный канат. Хорнблауэр, стоя на правом переходном мостике с плотником мистером Уэллсом, глядел на белые домики одного из красивейших городов Европы.

— Я дважды был здесь на берегу, — сказал Уэллс. — Вино у них хорошее, если вы вообще пьете эту гадость. Но вот бренди их даже не пробуйте, мистер Хорнблауэр. Яд, чистый яд. Ого! Я вижу, нас собираются провожать.

Два длинных острых носа выскользнули из внутреннего залива и теперь смотрели в сторону «Неустанного». Хорнблауэр, проследив взгляд Уэллса, не смог сдержать удивленного возгласа. То были галеры — по бокам у каждой мерно вздымались и опускались весла и, поворачиваясь плашмя, вспыхивали в солнечном свете. Сотня весел взмывали как одно — это было очень красиво; Хорнблауэр вспомнил, что школьником разбирал строчку из латинского стихотворения и очень удивился тогда, узнав, что «белые крылья» римских военных судов — их весла. Теперь сравнение стало понятным — даже летящие чайки, чьи движения Хорнблауэр всегда считал безупречно-прекрасными, не могли сравниться с галерами. У них была низкая осадка и непропорционально большая длина. На коротких наклонных мачтах не было паруса, ни даже латинского рея. Носа блестели позолотой, под ними пенилась вода; галеры шли прямо против слабого бриза, золотые с красным испанские знамена отдувало ветром к корме. Вверх — вперед — вниз в неизменном ритме двигались весла, не отклоняясь одно от другого ни на дюйм. На носу каждой галеры, указывая точно вперед, стояло по большой пушке.

— Двадцатичетырехфунтовки, — сказал Уэллс. — Если они настигнут вас в штиль, то разнесут в куски. Подойдут с кормы, где вы не сможете навести на них пушку, и будут поливать продольным огнем, пока вы не сдадитесь. А там спаси вас Бог — лучше турецкая тюрьма, чем испанская.

Кильватерным строем, словно прочерченным по линейке, строго сохраняя дистанцию, словно отмеренную рулеткой, галеры прошли вдоль левого борта «Неустанного». Команда фрегата под барабанный бой и свист дудок вытянулась по стойке смирно, дабы засвидетельствовать почтение флагу. Офицеры галер вернули приветствия.

— Мне что-то не нравится, — процедил сквозь зубы Уэллс, — салютовать им, словно они фрегат.

Поравнявшись с бушпритом «Неустанного», первая галера двинула весла правого борта в обратную сторону и, несмотря на большую длину и малую ширину, повернулась, как волчок, встав поперек носа фрегата. Легкий бриз дул прямо со стороны галеры; Хорнблауэр почувствовал сильную вонь, и не он один: все матросы на палубе криками выражали свое отвращение.