Лейтенант Хорнблауэр. Рука судьбы

Похоже было, что у Хорнблауэра не будет свободного времени и в те несколько часов, которые предстояло провести на Мальте. Официальные визиты и передачу депеш удалось совместить, но время, которое он при этом выгадал, немедленно пожрали мелкие заботы — так тучных коров из фараонова сна пожрали тощие. И подобно тому, как тощие коровы не стали толще, дел у Хорнблауэра не убавилось. Пока письмо с Мальты доберется до Англии, наступит день квартальных платежей, значит можно взять часть жалованья. Немного, конечно, — надо помнить о Марии и о детях, — но достаточно, чтобы купить кое-какие деликатесы на острове, где хлеб дорог, а деликатесы дешевы. Апельсины, маслины и свежие овощи — маркитантские шлюпки уже ждали разрешения подойти к борту.

Маккулуму требовались ордера на снаряжение для подъемных работ. Миля полудюймового троса и четверть мили медленного огнепроводного шнура — фантастическое, на взгляд Хорнблауэра, требование, но Маккулуму виднее. Пятьсот футов кожаного «фитильного шланга» — о таком Хорнблауэр вовсе не слыхивал. Подписывая ордер, Хорнблауэр задумался, не взыщет ли с него Морское министерство за перерасход. Подняв голову, он обнаружил, что все его офицеры рвутся на берег, и каждый представил мистеру Джонсу неоспоримые доводы, почему ему это нужно. Если бы «Атропа» загорелась, едва ли они сильнее желали бы ее покинуть.

Еще одно затруднение — записка от его превосходительства губернатора. Не отобедает ли капитан Хорнблауэр с одним из своих офицеров сегодня вечером во дворце. Об отказе нечего и думать — его превосходительство, как и любой смертный, жаждет услышать английские сплетни и видеть новые лица. Не приходится и выбирать между офицерами. Его превосходительство не простил бы Хорнблауэру, если б узнал, что на «Атропе» находилось лицо королевской крови, а губернатора лишили счастья принять его у себя.

— Позовите мистера князя, — сказал Хорнблауэр, — и доктора.

Доктор был нужен, чтобы переводить. Хотя за месяц князь и подучился английскому, лексикон мичманской каюты довольно своеобразен, и о предстоящем приеме у вице-короля на нем не поговоришь. Князь вошел, запыхавшись, нервно оправляя одежду. Эйзенбейс тоже запыхался — ему пришлось бежать через весь корабль.

— Пожалуйста, объясните его княжеской светлости, — сказал Хорнблауэр, — что он отправится со мной обедать у губернатора.

Эйзенбейс заговорил по-немецки, мальчик величаво кивнул. Немецкая речь пробудила в нем царственную манеру, дремавшую под обличьем британского мичмана.

— Его княжеской светлости надеть придворный наряд? — спросил Эйзенбейс.

— Нет, — ответил Хорнблауэр, — мундир. И если я еще хоть раз увижу его в плохо вычищенных ботинках, то прикажу выпороть.

— Сэр!.. — Эйзенбейс от возмущения онемел, что оказалось весьма кстати. — Мне тоже быть в мундире, сэр? — спросил он, придя в себя.

— Боюсь, доктор, что вас никто не приглашал, — сказал Хорнблауэр.

— Но я гофмейстер его княжеской светлости, сэр, — взорвался Эйзенбейс. — Это будет церемониальный визит, и по основному закону Зейц-Бюнау представлять кого-либо его княжеской светлости должен я.

Хорнблауэр сдержался.

— Я — представитель его британского величества, — сказал он спокойно.

— Но его британское величество не желал бы, чтобы его союзника принимали без должной торжественности. Как статс-секретарь, я вынужден заявить официальный протест.

— Да, — сказал Хорнблауэр. Он протянул руку и нагнул князю голову. — Вы бы лучше проследили, чтобы его княжеская светлость мыл за ушами.

— Сэр! Сэр!

— Пожалуйста, через полчаса будьте готовы и одеты как следует, мистер князь.

Обед в губернаторском дворце протекал обычным скучным порядком. Хорнблауэра и князя встретил адъютант губернатора, избавив Хорнблауэра от лишней заботы: кого кому представлять — его княжескую светлость его превосходительству или наоборот. Забавно было наблюдать, как ее превосходительство засуетилась, услышав титул гостя, — ей пришлось спешно менять порядок, в котором рассаживать гостей. Хорнблауэр оказался между двумя скучными дамами — у одной были красные руки, у другой — хронический насморк. Хорнблауэр безуспешно пытался вести светскую беседу и был осторожен с вином — только отхлебывал, когда остальные пили большими глотками.

Губернатор выпил за здоровье его княжеской светлости князя Зейц-Бюнауского, а князь бодро и уверенно провозгласил тост за его величество короля Великобритании. Вероятно, это были первые английские слова, которые он узнал раньше, чем научился орать: «Стой тянуть!» или «Навались, салаги!». Когда дамы удалились, Хорнблауэр выслушал соображения его превосходительства по поводу захвата Бонапартом Южной Италии и о том, насколько вероятно удержать Сицилию. Потом все вернулись в гостиную. Выдержав приличное время, Хорнблауэр взглядом поманил князя. Странно было смотреть, как по старой привычке мальчик принимает поклоны мужчин и реверансы дам. Скоро он вновь окажется в мичманской каюте — Хорнблауэр гадал, может ли он уже постоять за себя и не получает ли одни хрящи, когда делят мясо.