— Я пойду посмотрю. Никакой пощады нечестивцам, — сказал Буш и с трудом оторвал себя от скамейки. Все тело его сопротивлялось. Он проковылял по скату и поднялся на батарею. Спустившийся навстречу ему с башни вахтенный унтер-офицер ждал с подзорной трубой в руках. Буш выхватил трубу и посмотрел. Как и сказал посыльный, к ним двигалась шестивесельная лодка, черная на синеве залива. С флагштока свисал флаг, возможно что и белый: не было ветра, чтоб его расправить. Но на лодке всего человек десять, в любом случае, непосредственной опасности она не представляет. Через бухту грести долго. Буш наблюдал, как лодка упорно движется к форту. Низкие обрывы, спускавшиеся к воде с этой стороны Саманского полуострова, переходили недалеко от форта в пологий склон; наискосок через склон шла дорога к пристани, которая, как уже заметил Буш, легко простреливалась из двух пушек, стоявших в правом конце орудийной платформы. Но пока нет необходимости ставить команду к этим пушкам — на атаку не похоже. Словно в подтверждение этим мыслям, порыв ветра расправил на лодке флаг. Он был белый.
Лодка неуклонно двигалась к пристани и наконец подошла к ней. Ярко блеснуло что-то металлическое, и тут же горячий воздух огласился звуками трубы. Высокие и чистые они были отчетливо слышны гарнизону. Из лодки на пристань вылезли двое. Они были в синих с белым мундирах, один — со шпагой на боку, другой — со сверкающей трубой; он снова поднес ее к губам и протрубил. Пронзительный и нежный звук эхом прокатился над обрывами. Дремавшие на припеке птицы с жалобными криками поднялись в воздух — утром их потревожил грохот артиллерийского обстрела, теперь — звуки трубы. Офицер со шпагой развернул белый флаг и вместе с трубачом пошел по крутой дороге вверх к форту. Это — переговоры в соответствии с установленным военным этикетом. Громкие звуки трубы означали, что испанцы не пытаются подкрасться неожиданно, а белый флаг удостоверял их мирные намерения.
Буш, наблюдая за приближающимися испанцами, размышлял, вправе ли он вести переговоры с неприятелем, а так же обдумывал трудности, с которыми эти переговоры столкнутся из-за различия языков.
— Постройте судовую полицию, — сказал он унтер-офицеру, потом обратился к посыльному: — Передайте мистеру Хорнблауэру мои приветствия и попросите его возможно скорее придти сюда.
На дороге снова эхом прокатилась труба. Кое-кто из спящих завозился при этом звуке, остальные устали так сильно, что продолжали спать. Во дворе слышались топот и отрывистые приказы — это строились морские пехотинцы. Белый флаг был уже на краю рва; офицер остановился и посмотрел вверх, а трубач протрубил в последний раз, яростные фанфары разбудили всех, кто еще спал.
— Я здесь, сэр, — доложил Хорнблауэр. Шляпа, которую он держал в руках, была помята, и сам он в потрепанном мундире походил на огородное пугало. Лицо его, хоть и чистое, покрывала густая щетина.
— Вы говорите по-испански? Объясниться с ними можете? — спросил Буш, большим пальцем указывая на парламентариев.
— Ну, сэр… да.
Последнее слово Хорнблауэр произнес как бы против воли. Сперва он хотел потянуть время, а потом ответил четко, по-военному.
— Тогда давайте.
— Есть, сэр.
Хорнблауэр встал на парапет. Увидев его, испанский офицер снял шляпу и изысканно поклонился, Хорнблауэр ответил тем же. Они обменялись несколькими фразами, видимо — вежливыми приветствиями. Потом Хорнблауэр повернулся к Бушу.
— Вы пустите его в форт, сэр? — спросил он. — По его словам, ему много что надо обсудить с вами.
— Нет, — без колебаний ответил Буш. — Не хочу, чтоб он тут вынюхивал.
Буш не знал, что именно может выведать испанец, но подозрительность и осторожность были в его характере.
— Очень хорошо, сэр.
— Вам придется спуститься к нему, мистер Хорнблауэр. Я с морскими пехотинцами прикрою вас отсюда.
— Есть, сэр.