Лейтенант Хорнблауэр

— Хорошо. Я думаю, лучше отправиться вам. И запомните мои слова, мистер Хорнблауэр, вы должны четко сказать, что я не уполномочивал вас вести никаких переговоров по тому вопросу, который вы имеете в виду. Никаких. Я тут ни при чем. Вы поняли?

— Есть, сэр.

XII

Три офицера сидели в командирском помещении форта Самана. Действительно, раз Буш теперь командовал фортом, это помещение по-прежнему можно было называть командирским. В углу стояла кровать с сеткой от москитов, в другом конце комнаты сидели на кожаных креслах Бакленд, Буш и Хорнблауэр. Свисавшая с потолочной балки лампа наполняла комнату едким запахом и освещала их потные лица. Было жарче и более душно, чем на судне, но зато здесь, в форте не мучило гнетущее сознание того, что за переборкой лежит безумный капитан.

— Я ни на минуту не сомневался, — сказал Хорнблауэр, — что, когда Виллануэва послал Ортегу сюда начать переговоры о пленных, он велел ему прощупать почву на предмет вывода войск.

— Вы не можете знать это наверняка, — сказал Бакленд.

— Ну, сэр, поставьте себя на место Ортеги. Стали бы вы хотя бы намекать на такое важное дело, если б вас на это не уполномочили? Если б не получили на этот счет конкретных распоряжений?

В этом никто, знавший Бакленда, не усомнился бы, и для него самого это было наиболее убедительно.

— Значит, Виллануэва думал о капитуляции с тех самых пор, как узнал, что мы взяли форт и «Слава» сможет встать на якорь в бухте.

— Полагаю, так, — неохотно согласился Бакленд.

— А раз он готов говорить о капитуляции, он или отъявленный трус, или в серьезной опасности, сэр.

— Ну…

— Нам, для того чтоб вести с ним переговоры, неважно, как на самом деле обстоят дела, реальная это опасность, или мнимая.

— Вы говорите, как сутяжник, — сказал Бакленд. Его пытались логическими рассуждениями принудить к быстрому решению, а он этого не хотел, и, обороняясь, употребил одно из самых оскорбительных слов, которые знал.

— Простите, сэр, — сказал Хорнблауэр. — Я не хотел проявить непочтение. Я позволил себе разболтаться. Конечно, ваше дело решать, в чем состоит ваш долг, сэр.

Буш заметил, что слово «долг» заставило Бакленда напрячься.

— Ну ладно, как вы думаете, что за всем этим скрывается? — спросил Бакленд. Вопрос был задан для того, чтоб оттянуть время, но он позволил Хорнблауэру дальше излагать свои взгляды.

— Виллануэва уже несколько месяцев удерживает от восставших этот конец острова, сэр. Мы не знаем, какая территория у него осталась, но можем догадаться, что маленькая — возможно, до того хребта на противоположной стороне бухты. Порох… пули… кремни… обувь — всего этого ему наверняка не хватает.

— Судя по тем пленным, которых мы взяли, это верно, — вставил Буш. Он затруднился бы объяснить, что заставило его внести в разговор свою лепту. Возможно, его интересовала истина сама по себе.

— Может и так, — сказал Бакленд.

— И тут появляемся мы, сэр, и отрезаем его от моря. Он не знает, сколько мы тут пробудем. Он не знает, каковы ваши инструкции, сэр.

Хорнблауэр тоже не знает, заметил про себя Буш. Бакленд при упоминании инструкций беспокойно заерзал.

— Это к делу не относится, — сказал он.

— Он видит, что отрезан от моря, а припасы тают. Если дело пойдет так, он вынужден будет сдаться. Он предпочтет начать переговоры сейчас, пока он еще держится и ему есть о чем поторговаться, не дожидаясь последнего момента, когда придется капитулировать безоговорочно, сэр.

— Ясно, — сказал Бакленд.

— И он предпочтет сдаться нам, а не неграм, сэр, — заключил Хорнблауэр.

— Да, конечно, — сказал Буш.

Все хоть немного да слышали о зверствах, творимых восставшими рабами, которые за восемь лет залили остров кровью и выжгли огнем. Все трое некоторое время молчали, обдумывая смысл последнего замечания.

— Ну что ж, очень хорошо, — сказал наконец Бакленд, — Давайте послушаем, что он скажет.

— Привести его сюда, сэр? Он уже давно ждет. Я могу завязать ему глаза.

— Делайте, что хотите, — покорно ответил Бакленд.

При ближайшем рассмотрении, когда с него сняли повязку, полковник Ортега оказался моложе, чем могло показаться издалека. Он был очень строен, и носил свой потрепанный мундир с претензией на элегантность. Мускул на его левой щеке непрерывно подергивался. Бакленд и Буш медленно поднялись. Хорнблауэр представлял офицеров друг другу.

— Полковник Ортега говорит, что не знает английского.

Хорнблауэр лишь слегка нажал на слово «говорит» и лишь слегка задержал взгляд на старших офицерах, но предупреждение было ясно.

— Хорошо, спросите, чего он хочет, — сказал Бакленд.

Были произнесены первые церемонные фразы на испанском; каждый из говоривших, очевидно, прощупывал слабые места противника, пытаясь в то же время скрыть свои. И даже Буш уловил момент, когда кончились общие фразы и начались конкретные предложения. Ортега вел себя так словно делает одолжение; Хорнблауэр — так, как если бы это одолжение его не волновало. Наконец он повернулся Бакленду и заговорил по-английски.

— Он предлагает вполне сносные условия капитуляции — сказал он.

— Ну?