Лейтенант Рэймидж

Рэймидж взял ковш и отпил глоток. Вода была теплой, и, как вся вода из корабельных запасов, тухлой. Однако у моряков выработалась многолетняя привычка пить, перекрыв носовые каналы так, чтобы не чувствовать запаха, пока вода не окажется в желудке, а там уже поздно выказывать отвращение.

Не исключено, что обвинения в адрес беглецов несправедливы, но разве не могли они, имея деньги и влияние, найти, либо украсть, наконец, какую-нибудь рыбацкую лодку и добраться до Корсики своим ходом, а не запрашивать британский военный корабль? Для чего им понадобился корабль — для обеспечения удобств или безопасности? Если они сочли, что путешествие в рыбацком баркасе окажется не слишком комфортабельным, то пусть отправляются к дьяволу. Если их волнует безопасность, то их, наверное, можно понять: они лишились всего (по крайней мере, на время) — своих земель, домов, богатств. И все же, причиной тому, как он подозревал, стало стремление к роскоши, тщеславие, желание быть в brutta figura — «на высоте». Вот в чем заключалось прежде, и до наших дней заключается настоящее проклятие Италии.

Многие итальянцы, если не все, подумал он, похожи на Ван дер Деккена — «Летучего голландца»: лежащее на них проклятие обрекает их метаться по свету, запрятав поглубже гордость, терпя бури и невзгоды. И так будет продолжаться до той поры, пока они вновь не обретут чувство собственного достоинства и уверенность в себе, что неотделимо одно от другого.

Впрочем, если признаться честно, оставляя в стороне стремление к brutta figura, неприязненное отношение Рэймиджа к этим людям проистекало из его собственных мрачных предчувствий, этого он не в силах был отрицать. Взор лейтенанта устремился в бездонную синеву неба. Предчувствия… опасения… страхи: все это разные названия одного и того же — вино тоже самое, только наклейки на бутылках разные. Страх, который, если присмотреться был не так уж и велик, и порождался лишь последствиями сдачи «Сибиллы». У отца осталось немало врагов, ждавших лишь случая продолжить вендетту. Надежда была лишь на то, что в момент их прибытия в Бастию там окажется капитан Нельсон. Но если там будет адмирал Годдард или кто-то из его приспешников, что вполне может случиться, тогда…

До слуха его донеслось чье-то пыхтение и ворчание. Джексон вскочил, держа кортик наизготовку. Появился Нино.

— Ну и жара, комманданте, — заявил он, энергично утирая пот куском материи, благодаря чему слой сажи, постоянно украшающий лицо всякого карбонария, за исключением мест, по которым часто стекает пот, еще больше размазался по лицу. — На этот раз мне не удалось захватить врасплох вашего часового!

— Какие новости, Нино? Присаживайся. У нас, правда, нет вина — только вода.

— Из уважения к моему дяде в Порто-Эрколе я, комманданте, взял на себя смелость захватить с собой кое-что, — усмехнулся Нино.

Он развязал узелок и достал три бутылки белого, с золотистым оттенком вина, которым славилась здешняя округа, а также несколько кусков сыра и с полдюжины длинных тонких ломтей хлеба.

— Это сухари, — сказал Нино. — Маркиза рассказала мне о ваших корабельных сухарях, так что разыскал для вас нечто подобное.

— Очень благородно с твоей стороны, Нино.

— Prego, комманданте, это пустяки, чувствуйте себя как дома. Этот хлеб сделан из зерна, выращенного моим дядей.

Употребление вина в такую жару всегда вызывало у Рэймиджа головную боль, но отказ обидел бы Нино.

— Мы выпьем немного, а остальное прибережем для путешествия, — сказал лейтенант.

— Пейте все сейчас, комманданте, два синьора захватят с собой припасы на дорогу.

— Два синьора, Нино? — Рэймидж внимательно посмотрел на крестьянина.

— Я принес вам сообщение от маркизы, комманданте. Она велела передать: три других синьора пришли к выводу, что долг обязывает их остаться здесь.

Голос Нино был вежливым, но его отношение к отказавшимся не вызывало сомнений.

— Кто же те два синьора?

— Мне неизвестны их имена. Они молоды, и, как я полагаю, родственники — кузены. А теперь мне пора идти, комманданте — до нашей встречи в девять я должен успеть кое-что сделать. Permesso, Комманданте?

— Конечно Нино. Спасибо тебе, и передай привет брату, жене и матери. А также мои извинения за то, что доставил им столько беспокойства прошлой ночью.

— Пустяки, комманданте.

С этими словами он ушел. Рэймидж приказал Джексону дать вина и еды матросам и снова растянулся на песке, наблюдая за насекомыми, мелькающими между ветками можжевельника. Воздух гудел от стрекотанья цикад, этот звук идет, казалось отовсюду, иногда создавая ощущение, что стрекот раздается прямо в мозгу.