Лейтенант Шмидт

Могучая физическая сила Антоненко словно перешла в непреклонную решимость. Глаза его, всегда светившиеся мягким добрым светом, теперь горели огненной отвагой. Не нужно было быть таким опытным артиллеристом, как этот комендор, чтобы видеть чудовищное неравенство сил. Против «Очакова», по-видимому, все сухопутные крепости, армейская артиллерия, большинство крупных кораблей. На «Ростиславе» шесть раз вздымалось красное знамя и шесть раз черные силы заставляли его спускаться.

— Мы вроде как с пулеметом против 24-дюймовых орудий, — сказал Антоненко Гладкову.

Шмидт стоял на командирском мостике. Он распорядился приготовить пожарные шланги и спасательные пояса. Рядом с ним на мостике находился Женя.

Петр Петрович оглянулся на сына, который с любопытством следил за всеми приготовлениями на «Очакове», за кораблями, такими красивыми, в этой блещущей солнцем и синью бухте.

— Женя, перейди на миноносец. Оставь нас… Ты должен жить. Для борьбы. Да, для борьбы за наши идеи, за наше славное народное дело.

Женя сошел с мостика, чтобы перейти на борт миноносца.

Около, трех часов пополудни на «Очакове» заметили сигнал, поднятый по приказу Чухнина: «Приказываю восставшему крейсеру «Очаков» сдаться и повиноваться государю императору».

«Очаков» ответил:

— Не сдамся.

XV. Адмирал и барон

Революционное пламя 1905 года то там, то тут пробивалось сквозь толщу трехсотлетнего режима. Вся страна от Вислы до Тихого океана, «от финских хладных скал до пламенной Колхиды» была в брожении. Но события в Севастополе особенно волновали.

Четырнадцатого ноября Петербургский Совет рабочих депутатов послал на имя лейтенанта Шмидта телеграмму со словами горячего привета и с выражением уверенности в том, что союз революционного пролетариата и революционного войска положит конец всем остаткам самодержавия и водворит на развалинах его свободный демократический строй.

Телеграмма не была доставлена Шмидту, но из газет о ней узнала вся страна. Московский Совет рабочих депутатов тоже обратился с приветствием к солдатам и матросам Севастополя. В обращении Московского комитета РСДРП к рабочим и солдатам о грозном восстании в Севастополе говорилось: «Свершилось то, чего мы ждали с таким горячим нетерпением».

На Урале, в Екатеринбурге, на одном из старейших заводов — Верх-Исетском — собрался митинг рабочих, и товарищ Андрей, то есть Яков Михайлович Свердлов, с энтузиазмом говорил, что на сторону рабочего класса начинают переходить армия и флот.

Тридцатипятилетний Ленин писал 14 ноября: «Восстание в Севастополе все разрастается… Командование «Очаковом» принял лейтенант в отставке Шмидт… Севастопольские события знаменуют полный крах старого рабского порядка в войсках, того порядка, который превращал солдат в вооруженные машины, делал их орудиями подавления малейших стремлений к свободе.

…Теперь армия бесповоротно отпала от самодержавия. Она еще не вся стала революционной. Политическая сознательность солдат и матросов еще очень низка. Но важно то, что сознание уже проснулось, что среди солдат и матросов началось свое движение, что дух свободы проник в казармы везде и повсюду».

Выстрелы Петрова, который ранил адмирала Писаревского и убил штабс-капитана Штейна, привели Чухнина в отчаяние. Все рушилось, как при землетрясении. Никто не желал слушать начальство. Более того: опасаясь насмешек, а то и, ареста, офицеры не осмеливались появляться на улицах. По городу разъезжал верхом (!) какой-то матрос и открыто агитировал против начальства. И его нельзя схватить, потому что симпатии черни на его стороне! Удалось только узнать, что фамилия его Родионов и что это он передал командиру Белостокского полка требования матросов и солдат.

Да что там Родионов! Чуть не на каждом перекрестке митинга, агитация в пользу матросов, призывы к неподчинению начальству. А он, командующий, вице-адмирал, гроза всего Черноморского флота, Причерноморья, его портов и городов, беспомощен, как нищенка на церковной паперти.

Начальник жандармского управления сообщал, что даже его агенты, перепуганные грозными событиями, отказываются выполнять приказы. Жуть!

Чухнин бессильно скрежетал зубами.

Уговаривая матросов и выступая с умильными речами, Чухнин в строгой тайне готовился применить более действенные средства, которые, по его мнению, должны были сразу образумить бунтующую чернь. Секретным приказом он отдал распоряжение, чтобы миноносец «Завидный» держал наготове боевые мины — в подходящий момент ими следовало взорвать «Очаков» со всей его мятежной командой. Но вскоре выяснилось, что команда «Завидного», считавшаяся до сих пор вполне надежной, заколебалась. План покончить с «Очаковом» одним ударом пришлось отставить.

Почерневший от злобы и гнетущего беспокойства, Чухнин телеграфировал морскому министру: «Боевые роты отказались стрелять. Есть сведения, что войска сухопутные тоже не будут стрелять. Положение безвыходное. Матросы, вероятно, поставят какие-нибудь условия, которым придется подчиниться или распустить флот»..