Лейтенант Шмидт

Накануне революции Ставраки за свое рвение и усердие был удостоен должности помощника военного губернатора. После Февральской революции он получил высокий пост в штабе адмирала Колчака. После Октября Ставраки внезапно почувствовал революционный пламень в груди и, скромно умолчав о былых чинах и деятельности, подал заявление о приеме в Российскую Коммунистическую партию большевиков. Ему удалось стать кандидатом в члены РКП(б). Правда, при первой же чистке партии его исключили. Но в Батуме он стал начальником управления по обеспечению безопасности кораблевождения, а потом смотрителем маяков. И все было бы хорошо, да вот спирт…

В первых числах апреля 1923 года в бывшем Морском собрании Севастополя, а теперь клубе имени П. П. Шмидта, происходил суд над Михаилом Ставраки. Из Москвы приехала выездная сессия военной коллегии Верховного Суда. Большой зал клуба был переполнен. В карауле стоял отряд молодых моряков. Часовые еле сдерживали толпу, стремившуюся попасть в зал. На сцене стоял длинный, покрытый красным сукном стол для судей. Над ним с большого портрета, чуть склонив в задумчивости лобастую голову, в зал пристально смотрел Шмидт.

Ставраки пятьдесят шесть лет (столько же было бы сейчас Шмидту), но выглядит он значительно старше. Остатки волос едва прикрывают лысину. Осевший лоб, тусклые апатичные глаза, помятый подбородок, торчащие редкие усики, сгорбившаяся спина, вяло опущенные руки. Одет Ставраки в измызганную матросскую шинель с оторванным хлястиком. Ожидая начала суда, он медленно жевал хлеб.

Шевельнулась ли в его голове мысль об уроках истории? Почувствовал ли он взгляд Шмидта, идущий из глубины времен?

В двух лейтенантах, ровесниках и однокашниках, судьба столкнула два мира, два начала, два полюса: идейность и корыстолюбие, благородство и подлость, революцию и реакцию, жертву и ее палача.

И вот финал. Что осталось у Ставраки от его самоуверенности, чинов и богатства?

Ставраки защищался вяло, нехотя. Он заявил, что его заставили участвовать в казни. Но свидетель — бывший офицер «Терца» Гедримович показал, что накануне казни офицеры «Терца» метали жребий: кому идти. Жребий выпал лейтенанту Сухомлину, а на Березани оказался Ставраки.

Тогда Ставраки сказал, что взводом, расстреливавшим Шмидта, командовал некий Бойченко. Но пришедший на суд настоятель Никольского собора в Севастополе священник Мельников отчетливо помнил, что вскоре после казни сам Ставраки рассказывал ему, как он командовал и как Шмидт просил его: «Миша, прикажи целиться прямо в сердце…»

И все-таки Ставраки упорно твердил, что был другом Шмидта. Он не мог не понимать, что это звучит кощунственно, что доводов для защиты нет и быть не может. Что он обречен. Но в этих настойчивых заявлениях о дружбе со Шмидтом была, может быть, полуосознанная попытка смягчить хоть в собственных глазах свою подлость и ничтожество.

Суд приговорил Михаила Ставраки к расстрелу.

Приговор этот был объявлен особым приказом по флоту и Народному комиссариату по морским делам с тем, чтобы его прочли во всех учреждениях и частях, на всех кораблях Красного Флота. В конце приказа торжественно говорилось:

«Память же о лейтенанте Шмидте будет вечно жить среди красных моряков и всего революционного народа».

И вот прошло уже более полувека со дня гибели на острове Березань четырех моряков-революционеров. Мир неузнаваемо изменился. Самые дерзновенные мечты Шмидта и его товарищей давно осуществлены. В разных городах на юге в севере, западе и востоке великой социалистической державы улицы, площади, мосты, заводы и клубы, корабли носят славное имя лейтенанта Шмидта.

Благодарный советский народ не забывает своих героев и мучеников, чьи благородные сердца горели стремлением к свободе и чьи жизни были отданы во имя ее торжества. Память эта — не только дань прошлому. Она освещает Дела нашего сегодня и завтра.

Когда я думаю о пройденном, достигнутом и пережитом, когда я думаю о том, чем мы обязаны поколениям отцов и дедов, к чему обязывают нас их мечты и жертвы, в великом созвездии имен я вижу четыре скромных, но ярких и чистых звездочки, четыре жизни, четыре имени: Петр Шмидт, Александр Гладков, Сергей Частник, Никита Антоненко.

Москва, 1957.