Лейтенант

Глушу канал звуковой связи с умирающим бойцом. Пределы пластичности психики не безграничны, а крики обугливающегося внутри железной банки человека не способствуют ментальному здоровью. Гнилой ты мужик, Арбуз, и смерть у тебя такая же – врагу не пожелаешь.

Мой скаф окончательно спекается и теряет эластичность. Активирую протокол аварийного освобождения оператора, покидаю БКС под хруст крошащейся брони.

Бросаю персональный вызов Макарычу – скафандр следует эвакуировать, причем под присмотром надежных людей. Электронные мозги навигатора все еще хранят карты моих маршрутов и логи переговоров. А в заплечном ранце хватает личных ништяков.

Нечего во всем этом ковыряться левым технарям, лишнее оно. Там ведь и посмертные сюрпризы есть, для любителей мародерки. Та же граната с обнуленным таймером запала…

Дождавшись Макарки, прикатившего на скрипящей роботизированной тележке, помогаю ему погрузить и принайтовать БКС. До полностью освоенных соединением жилых объемов решаю добраться с ветерком, сидя на платформе все той же телеги. По служебным лестницам и пустым лифтовым шахтам было бы всяко быстрее, но организм просит о пощаде и угрожает бунтом. Ноги как деревянные, на период регенерации болевые рецепторы отключены. Сознание плывет от обилия химии в крови.

Серв заунывно подвывает электрическим движком, тележка неторопливо ползет по расчищенным коридорам, а я, привалившись к обгорелому боку БКС, читаю доклады и размышляю о напавших на нас девчонках.

После конфликта в офицерской кают-компании прошло меньше трех часов. Я едва успел потешить свою паранойю, решившись на неочевидный финт и лично отдав ботам несколько голосовых команд. Затем рявкнула тревожная сирена – атакован один из блокпостов на границе охраняемого периметра. Среди аватарок личного состава погасло несколько портретов. Первые потери…

Амазонки напали неожиданно, умело подавив немногочисленные системы внешнего наблюдения и синхронно атаковав сразу три объекта. На этом их везение практически закончилось.

В эйфории от первого успеха девчонки ломанулись в глубь наших позиций, оголив фланги и мгновенно увязнув в позиционных боях узких коридоров. Эхо массовых подвигов загремело по крейсеру. Амазонки жизнь не ценили, в смерть не верили, и из всех путей выбирали ведущий к подвигу.

Как известно, за каждым солдатским подвигом лежит ошибка его командира. Но в нашем случае явление оказалось настолько массовым, что поневоле возникали мысли о школе юных камикадзе.

Голова отказывалась работать, а прямых ответов не было. Аналитики отряда сыпали версиями и очевидными рекомендациями. Службы разведки у нас нет, а взять живым человека с имплантом не так просто.

Технари делали умный вид, ковыряясь в трофейной электронике и тыкая измазанными маслом пальцами в чипы памяти. Только вот наш штатный хакер, избравший себе соответствующую специализацию и натаскавший полную кладовую железа, выглядел не очень оптимистично. Дешифратор из него – как из меня повар. Процесс есть – результата нет.

Устав думать, я без особой надежды воззвал к молчаливому богу из машины.

И о чудо! Бинго! Стучитесь, и вам откроют!

Отправленный «Ганнибалу» запрос не сгинул в цифровых просторах, а неожиданно вернулся, притащив на хвосте подсказку длиной в одну строку:

– «РАД»: Римская Академия Десанта.

Стоило мне обратиться за консультацией к лейтенанту Ливии Круз, командиру роты пси-снайперов, чье подразделение практически растворилось в крепких объятьях нашего мужского коллектива, как все сразу стало на свои места!

Ливия заскрипела зубами и выплюнула сдавленное ругательство, что для уравновешенного снайпера – сравни бегу по потолку. Лейтенант щедро, со всей плебейской ненавистью, поделилась своим мнением о приблатненной столичной Академии Десанта.

И только не путайте их с тяжелой пехотой! Десантура – это элита! Она первой валится в капсулах с орбиты и захватывает плацдарм – в нужном месте и любой заданной площади!

Ну а тяжи… Тяжи приходят позже, решая тактические планетарные задачи. Правда, на практике последняя высадка десанта происходила более сорока лет назад. Сейчас же курсантки превратились в некое подобие преторианцев – придворной карманной гвардии, красиво марширующей на парадах и белозубо улыбающейся на рекламных плакатах призывных пунктов.

Радовцы, в массе своей, были ки-модами – со своей внутренней философией и понятиями о чести. Чем-то они походили на бойца-отличника Красной Армии образца сорок первого года, мечтавшего героически умереть за свою Родину. Мысль о том, что за твою Родину должен умереть враг – как-то не была вложена в их головы.

Девушки-десантницы на переговоры не шли, раненых и убитых не оставляли, дрались отчаянно и с одержимым удовольствием бросались в схватки с заведомо превосходящим противником. Раненые подрывали себя гранатами, писали на стенах проклятия кровью и частенько, вместо того чтобы сразу стрелять, – тратили драгоценные секунды на пафосные слова.