Лекарь

Закончив обсуждение, мы проводили взглядом королевский эскорт. Поднимая клубы пыли, кони знатных господ бросились в пекло. В лагере остались теперь только несколько больных, повара, пекари, да наша небольшая врачебная бригада. К приёму раненых всё было готово, стерильные инструменты лежали в герметичных футлярах, Коробки с лекарствами стояли на столах, упаковки одноразовых шприцов стояли возле каждого стола. В середине помоста стояли три небольших печи, на которые поставили большие горшки с кипятком, стерилизовать инструменты, когда понадобится и промывать шприцы. Каждый шприц я велел использовать по три раза, больше нельзя, игла тупится. Мешки с бинтами, пусть не стерильными, но хотя бы чистыми, стояли по краям помоста.

Но пока не пришло время для всего этого. Первых раненых доставят, хорошо, если через пару часов. Само собой, будут это знатные господа, которых товарищи привезут на конях. Пехотинца из строя никто выдёргивать не станет, его просто перешагнут и пойдут дальше, заняв его место в строю. А если рана тяжёлая, то кто-нибудь из последнего ряда сжалится и перережет горло.

Подумав ещё на тему социальной несправедливости на поле боя, я взял бинокль. Это был один из самых мощных биноклей, что я принёс из своего мира. Отлично было видно всё, что происходило на поле, я мог даже разглядеть отдельных солдат в строю. Не виден был левый фланг, поле просматривалось по диагонали, из ближнего правого угла в дальний левый. Немного порыскав глазами по полю, я увидел и короля, которого сложно было не узнать, роскошное убранство бросалось в глаза даже на таком расстоянии. Но его отряд в бой пока не собирался, занимаясь непонятными перестроениями.

Зато двинулась с места вражеская пехота. Чеканя шаг под бой барабанов, который, правда, отсюда не было слышно, три огромных бронированных квадрата двинулись навстречу нашей пехоте. Даже огромное расстояние не помешало увидеть трёхкратное, а возможно, и больше, численное превосходство. Ни голод, ни болезни, ни дезертирство не изменили глобально этого соотношения. Оставалось уповать на помощь богов. Особенно бога войны, — артиллерию. Я понятия не имел, где находятся пушки, но знал, что, как только наводчики сочтут расстояние приемлемым, будет открыт огонь. Двести пушек должны за короткое время перебить семь тысяч человек. Так сказал герцог Берг, который, кстати, сейчас там. Или в самом строю, или рядом. Наш строй отличался от вражеского тем, что впереди, справа и слева, стояли небольшие, человек на пятьсот, отряды мушкетёров.

Казалось, что идут они непозволительно медленно. Наши стояли на месте, допускаю, что даже будут отступать, только бы позволить артиллерии и мушкетёрам дать дополнительный залп. Наконец, момент настал. Несколько мест на поле, где, казалось, и нет ничего, окутались белым пороховым дымом. Через несколько секунд до нас долетел грохот выстрелов.

Строй вражеской пехоты всколыхнуло. Ядра, пролетая сквозь плотную стену человеческих тел, смешивали воедино железо и человеческую плоть, даже не замечая разницы между тем и другим. Картечь оставляла проплешины в строю, выбивая за раз по несколько человек. Место убитых тут же заполнялось, но видно было, что бойцы растеряны. К таким потерям их явно никто не готовил. Мелькнула даже мысль, что вот сейчас ряды их дрогнут и все в панике побегут, опрокидывая самозванца в реку.

Но нет. Никто не побежал. Видимо, на подкорку каждому пехотинцу было вдолблено простое правило. Несмотря ни на какие потери, следует держать строй. Пока строй есть, есть и шансы, а как только показал врагу спину, — смерть без вариантов. Далеко не убежишь, а преследовать тебя будет рыцарь на быстром коне.

А пушки били не переставая. Отдельных выстрелов было не разобрать, просто громовой гул, он стоял над полем, которое всё сильнее затягивало дымом. И множились потери врага. Можно было восхищаться стальными яйцами пехоты, что под таким обстрелом не только держала строй, но и не сбивалась с шага, но нельзя было не замечать, что строй этот тает на глазах.

Технический гений гномов превзошёл все мои ожидания. Это не была артиллерия пятнадцатого века, и даже не времён Ивана Грозного или Тридцатилетней войны. Это была артиллерия времён Кутузова и Аракчеева, настоящий бог войны, который господствовал на поле боя, вплоть до появления пулемётов.

Справа и слева от вражеского строя стали накапливаться кучи убитых, уже невозможно было перешагивать через них, поэтому стали отбрасывать в сторону. Уверен, там сейчас и огромное количество раненых, которые орут во всю глотку, или ползают в ступоре, разыскивая оторванную конечность.