По Женькиному мнению, служба экстренной помощи приехала слишком быстро, не оставив обалдевшему Варвару возможности нормально попрощаться с Прохором. Когда блестящая иномарка господина Бражникова растворилась в пространстве, в гудящую Женькину голову ворвались новые звуки, разом окружившие его сразу со всех сторон. Вместо того, чтобы оказывать помощь пострадавшему, совершать необходимые процедуры и манипуляции, представители службы помощи принялись долго и подробно расспрашивать Женьку о причинах, нюансах и деталях, тщательно занося в строчки протокола каждый Женькин писк. Ему хотелось напомнить добрым докторам, что неплохо бы обратить внимание на пациента, однако ему все время что-то мешало. Наконец, все формальности были соблюдены, неподвижное тело погрузили в машину и, включив мигалки, неповоротливая колымага отчалила в сторону города. Происшедшее никак не отозвалось в Женькиной душе. Он равнодушно глядел вслед стремительно уменьшающейся машине и думал о том, что Прохор, он же Тихон, наверняка вернется к нему, снова совершив какое-нибудь чудо. То, что произошло с господином Бражниковым, Женька тоже рассматривал как своего рода чудо. Поскольку как еще по-другому назвать то возмездие, что постигло непогрешимого урода за все его игры с живыми людьми? Останься он жив, информационные источники спели бы ему хвалебную оду и транслировали бы все этапы его выздоровления. Впрочем, без оды не обойтись в любом случае, подумал Женька и порадовался, что никогда не включает информационный браслет. Кое-как развернув арендованную иномарку, Варвар медленно порулил в город, надеясь что-нибудь разузнать про своего Тихона. В момент погрузки Прохор Моськин был еще жив, но врачи опасались делать прогнозы, обрушив на потрясенного Женьку просьбу готовиться и чудес не ждать. Женька коротко кивнул и приготовился ждать его возвращения.
До лебедей Женька добрался куда позже спасательной машины и сейчас тупо рассматривал прозрачные двери городской больницы, куда привезли обоих пострадавших в страшной аварии. Про огнестрельные ранения стражи закона стыдливо умолчали, списав все на несчастный случай. До темноты Женька слонялся вдоль стен, прислушиваясь к внешним звукам. На все его запросы, просьбы и требования немногословные тетки в зеленой форме только качали головами, предлагая подождать еще. Их с Тихоном спонтанное решение покинуть лебедей немедленно, лишало теперь Женьку возможности отыскать себе нормальный ночлег. Деньги, заработанные Тихоном, ушли на аренду машины и на мешок концентрата, приготовленного в дорогу.
«Ладно, — с усмешкой подумал Женька, косясь на неровные бока автомобиля, — переночую тут, не в первой.»
Внезапно его хозяйственно-бытовые порывы были прерваны несильным пинком в бок. Женька обернулся и с изумлением уставился на покрасневшую мордашку невнятной Сони, неизвестно как оказавшуюся возле больницы. А, впрочем, причина ее появления была очень даже понятна. Все же Игнат был ее родителем, пусть и не самым лучшим и заботливым.
«Не плачь, Соня, — пробормотал Женька, не придумав еще, как успокоить расстроенную девчушку, — Игнат не хотел бы видеть твои слезы»
Соня упрямо вскинула голову, не соглашаясь со словами Варвара, и снова всхлипнула, после чего потянула Женьку за собой. Она столько раз начинала встречу с приглашения прогуляться, что Женька невольно подумал об очередной афере, в которую втягивала его невероятная Соня. Однако, в этот раз, вместо аферы, Соня привела Женьку в знакомую квартиру, и несильно подтолкнула своего гостя к такому же знакомому креслу.
Женька послушно присел и принялся дожидаться развития событий. До утра не происходило ровным счетом ничего. Соня по-хозяйски крутилась по опустевшему дому, делая попытки угостить гостя, и нисколько не демонстрируя своего горя. Изредка Соня принималась что-то напевать, легко пританцовывая по гостиной, иногда замирала в неподвижной позе, прислушиваясь к чему-то, понятному только ей одной. Женька объяснял ее поведение легкой неполноценностью и поэтому осуждал не сильно. Так же девочка не делала попытки уснуть, и засыпающий на ходу гость, только тяжело вздыхал, наблюдая за небывалой Сониной активностью. Под утро Соня прекратила петь, замерла в центре комнаты и безудержно разрыдалась, взмахивая тонкими ручонками и размазывая по щекам горькие слезы. Женька приобнял девчушку за плечи, желая ободрить и успокоить, однако Соня продолжала заливаться слезами, но попыток вырваться не предпринимала. Внезапно молчавший Женькин браслет ожил, замигал и заискрился и ему пришла информация, что Моськин Прохор Степанович умер. Сообщение, влившееся в мозги, рухнуло вниз и, толкнувшись в сердце, заставило Женьку тяжело вздохнуть. Однажды он уже хоронил Прохора и сейчас старательно воскрешал в памяти все эпизоды и нюансы печального обряда. «Тихон вернется, — повторял Женька как молитву, — однажды он уже сделал это, сделает снова. Он теперь может все. Это же Тихон!»
Соня, чувствуя настроение гостя, снова заплакала, теперь уже тихо и легко.