Лекарь

Мимо проносились бескрайние просторы, не позволяющие мне достичь желаемого. По обеим сторонам широкой дороги то здесь, то там появлялись маленькие поселения, притихшие и настороженные. Я, подчиняясь инстинктам, изредка наведывался на узенькие улочки, в надежде удовлетворить лютое желание растерзать живую теплую плоть. Мои морально-этические основы остались там, с тем тщедушным человеческим тельцем, с ненавистными разорванными тряпками и чем-то еще, уже недоступном моему пониманию. Люди, едва завидев мою тень, в ужасе разбегались по своим норам, лишая меня вожделенной цели и рождая во мне агрессию. Я опасался вламываться в дома, предпочитая вести охоту издалека. Я еще очень отчетливо помнил обжигающую боль, причиняемую озлобленными обывателями. Однажды мне повезло и мне удалось схватить зазевавшегося селянина, неосторожно покинувшего свое убежище. Это был мой первый опыт удачной охоты, и он значительно упрочил мою уверенность в своих силах. Обыватели не стали мстить мне своими привычными методами, и я поверил в свою безнаказанность. Расправившись с человеком, я обрел новые силы и продолжил свой путь, по-прежнему не имеющий четкого итога. Укрыться на равнинах было негде, но зато здесь можно было без усилий растерзать очередную жертву, не прибегая к особым хитростям. Мне становился понятен алгоритм отлова, а требования моего тела больше не казались мне настораживающими. Я хотел уничтожать, и я уничтожал, оставаясь практически неуязвимым. Мой путь пролегал через овраги и мелководные речки, на берегах которых я устраивал себе подобие ночлега. Я не нуждался в длительном отдыхе. Мне было достаточно просидеть в неподвижности пару человеческих часов, чтобы обрести способность двигаться дальше, выискивая новых жертв. Других целей я не знал, да и не хотел знать, наслаждаясь силой, ловкостью и невероятной выносливостью. Наконец, через бесконечное число ночей, я увидел перед собой неясные очертания гор, утопавших в прозрачной дымке. Звериное чутье, неведомым образом обострившееся во мне, подсказало, что там, среди густых зарослей, я отыщу себе место, где смогу проводить часы отдыха, не прислушиваясь к посторонним звукам. Я не боялся нападения человеческих существ. Для этого они казались мне слишком мелкими и незначительными. Я опасался конкуренции в лице себе подобных, без труда способных навредить мне, лишив возможности двигаться и уничтожать. Я чувствовал зло, исходящее от них и это пугающе напоминало мои собственные эмоции.

Чем ближе становились горы, тем чаще на моем пути появлялись маленькие поселения. Я мог бы без труда в одиночку разграбить каждое из них, однако больше не видел в этом необходимости. Эйфория разрушения оставила меня, и я бездумно двигался к склонам, рассчитывая отыскать там убежище. Когда мои сильные крепкие ноги вынесли меня к бурлящему потоку, берущему начало в глубокой расщелине, я остановился. Темная бездонная пустота рождала страх и настороженность и, повинуясь охватившему порыву, я издал визгливый звук. Ни на какие другие вербальные проявления эмоция я был не способен, однако и заполошного визжания оказалось достаточно, чтобы привлечь чужое внимание.

Глава 6.

За моей спиной раздались невнятные голоса, слившиеся для меня в единый гортанный звук, лишенный смыслового наполнения. Однако их общая интонация весьма отчетливо говорила о решительности намерений. Я не стал дожидаться, пока жалкая кучка, вооруженная нестрашными ружьями, примется дырявить мою шкуру, и сам сделал первый шаг. Главный в этой группе что-то прокричал, призывая остальных, и те, послушно рассредоточились по кругу, захватывая меня в кольцо. Если бы я мог, я с радостью рассмеялся бы над их жалкими попытками одолеть меня подобным способом. Но смеяться я не мог, а только снова издал визжащий звук, от которого горе-охотники замерли и попятились назад. Отвернувшись к ним спиной, я продемонстрировал им высшую степень презрения и неожиданно для себя самого прыгнул в горный поток. Инстинкт самосохранения напрочь отказывался мне служить, и вероятно забыл подсказать мне о той опасности, которую таят в себе скрытые под водой камни. Я рухнул на весьма острые выступы, и, захлебываясь в шумном потоке, поплыл по течению. Речка была быстрая, но мелководная, и я здорово ободрал себе бока, сплавляясь по ней. Выбрав себе местечко подальше от навязчивых людишек, я выполз на берег и растянулся на влажном мху, подставляя солнечным лучам кровоточащие ссадины.

Мой отдых был нарушен появлением еще одного охотника. Он был один, безоружный и неагрессивный. Во всяком случае, он не орал, пытаясь меня напугать, не раздавал глупые распоряжения и в целом вел себя достойно. Его появление сгенерировало желание подкрепиться, однако мне было лень шевелиться и совершать лишние движения. Человек остановился и с изумлением пробормотал что-то на своем, человеческом языке. Я все еще не понимал, что он пытался донести до меня, но судя по его интонации, зла в нем не было, как не было желания расправиться со мной немедленно.