Тому мальчишке, имя которого она бы сейчас и не вспомнила, было одиннадцать лет, а ей -- двенадцать. Благосклонности она не заслужила, но отца перепугала насмерть.
В другой раз, когда ей было пятнадцать, она поссорилась с отцом. После этого девушка сбежала из Мунстоуна и пошла пешком в свой родной замок Найтингейл. И ведь упрямица дошла бы, если бы ее не обнаружили через час на дороге под потоками дождя, вымокшую до нитки. Хорошо, что это случилось летом, а то бы она непременно заболела.
И вот теперь, когда от мыслей об Эмиле душа ее мучительно переворачивалась, прогуляться в пургу было для графини как раз той встряской, которой ей так не хватало.
В галерее ничего толком не было видно. В сумерках снег, казалось, летел со всех сторон: не только с неба, но несся и со стороны парка, и даже задувал снизу, наметая на плитах прогулочного балкона сугробы.
Ледяной ветер надувал ее плащ, словно парус. Снег залеплял лицо, пробирался к шее и лез в рукава, но девушка не сдавалась. Она загадала продержаться не менее получаса, стойко выдерживая холод и ветер. И если она выстоит, то Эмиль будет принадлежать ей.
Вайолет подошла к балюстраде. Закрыла глаза.
И припомнила, как однажды в снежном буране их было двое. Как она защитила его, вернув к жизни, согревая его остывающее сердце подле своего, пылающего любовью. На несколько мгновений он принадлежал только ей, положив голову ей на грудь и обнимая ее. Ах, какие сладкие воспоминания!
Вайолет перегнулась через перила, вспоминая их стремительный полет в снежном вихре. Полет их душ, соединенных на миг вместе…
Вдруг чья-то сильная рука больно схватила ее за плечо и, дернув, затащила в один из коридоров, выходящих в галерею. Здесь в стене была одна из тех ниш, что предусмотрены для часовых, чтобы защитить их от непогоды. И вот в такую нишу ее втолкнули и прикрыли почти до глаз теплым плащом, прижав еще и телом для верности.
-- Жить надоело, графиня? – голос Эмиля прозвучал совсем рядом, у самого уха, так близко, что теплое дыхание скользнуло по ее замерзшей щеке, отчего у девушки подогнулись ноги.
За его спиной мела метель, вороха снежинок то и дело врывались к ним в нишу, но девушку надежно закрыли от ветра. Задуваемый вьюгой факел то тух, то снова вспыхивал, выхватывая из темноты их лица урывками.
Осознав, что произошло, Вайолет посмотрела на капитана таким восторженным взглядом, что тому стало не по себе. Их положение сейчас, такое близкое друг к другу, и так было двусмысленным. А если вспомнить о чувствах графини, то капитан Рендал очень рисковал. Если не хочешь становиться любовником обожающей тебя женщины, то не нужно спасать ее, утаскивать в темноту коридора и прижиматься к ней в темной нише, укрыв плащом. И капитан вроде бы понимал, что графиню нужно срочно отпустить, но почему-то медлил.
Два голубых, словно сапфиры, глаза смотрели сейчас на него с таким уютным обожанием, что, взглянув в эти глаза, оторваться было невозможно. Но он справится. Только еще чуть-чуть постоит с ней вот так, вдохнет этот тонкий, странный, сладковатый цветочный аромат. Наверное, именно так пахнут ведьмы*. Завораживающе-притягательно.
-------------------
*«Ирисом пахло ее тело, — запах душный, плотский, раздражающий, навевающий дремоту и лень, насыщенный испарением медленных вод.» Ф Соллогуб «Мелкий бес»
-------------------
На ее лице от его теплого дыхания таяли снежинки, превращаясь в хрустальные дрожащие капли, сверкающие, словно алмазы. Даже растаявшие снежинки служили ей украшением!
Вайолет прошлась жадным взглядом по его лицу. Как же он ей нравился! Вот так бы смотрела на него часами и не уставала бы. Он действовал на нее успокаивающе, в душе словно что-то разглаживалось, мурлыкало и жмурилось, как довольная кошка.
Ей хотелось бы смотреть на него постоянно. За завтраком, во время обеда, на прогулке, в постели… Она совершенно точно знала, что хотела бы жить с этим человеком. И ей легко было бы переносить все тяготы его сложной жизни и даже его несносный характер, только если бы он любил ее.
-- Снег… -- робко и счастливо улыбнулась она, проходясь ладонью по его непокрытой голове, сбрасывая с волос подтаявший снег. Пропустила сквозь пальцы несколько его черных кудрей на правом виске и отвела их со лба. И лицо ее при этом светилось так, словно он уже пообещал ей что-то.
Эмиль заметил это и хотел было все прекратить, но слова замерли у него на губах, потому что взгляд девушки вдруг изменился. Он наполнился болью, а пальцы крепко сжали его волосы, потянув их назад.
-- Боги… что это? – она смотрела с таким страхом, что Эмиль заволновался.
-- Что? – не понял он. – Ах, это! Пустяки, небольшой шрам…
-- Нет, не шрам… у тебя… седые волосы!
У него и правда белела на правом виске серебряная прядь, рядом со старым рваным шрамом. Их было не разглядеть за темным кудрями, но Вайолет раскрыла его маленький секрет. Небольшую особенность, о которой знала только Эмбер, ведь только ей до сих пор можно было касаться его там, перебирать волосы.